…так луна розоперстая,
поднимаясь с заходом
солнца, блеском
превосходит все звёзды…1
Сапфо
450 г. до н. э. Сицилия. Сиракузы. Бунт худых под предводительством Тиндарида
– Агесилай, герой Гимеры, прости, надо покинуть город. Не остановим бунт. Не справимся. Силы не равны. Худых больше, чем нас, в несколько раз. У нас есть корабли, торговые и боевые, мы ещё сможем уплыть… – Говоря горько-печальные слова, степенный муж не смотрит в глаза командиру, сжимает руками смятый бронзовый шлем. Кровавое утро бунта вот-вот обернётся жарким полднем.
– Полидам, за подмогой бежать? – Седой сухой старик, в таких почтенных годах, что и смерть забыла о нём, обеими руками, нежно, по-матерински, сжимает щёки степенного мужа. Тёплые шершавые ладони… – В соседние полисы предлагаешь обратиться? Соседи-то, конечно, посочувствуют нам. Может быть, и помогут, проявив сострадание, добрые соседи, а может, и нет. Вот только что станется с теми, кто осаждён сейчас в Ортигии, пока мы, беглецы, будем на коленях вымаливать поддержку? Сколько наши продержатся? Посмотри, Полидам, на мост: четверть Ортигии уже захвачено. Над домами гаморов дым! Над моим домом тоже серый дым. Над твоим, Полидам, такой же тёмный. Жарят человечину, изверги? Наверное, нам с тобой, Полидам, уже и некого из родных спасать! Пришло время нам с тобой искать отмщение?
Полидам стискивает до хруста зубы, лицо искажает гримаса боли, из глаз текут слёзы. Старик обводит взглядом совет воинов.
– Мужи! Гаморы! Граждане полиса! Кто подобное с горя надумал? Отправиться в изгнание? Как наши отцы с протянутыми руками подались к тирану… – (Никто из трёх десятков гаморов не поднял правых рук с оружием. Вокруг совета на агоре2 Ахрадины тысяча мужчин разных возрастов в окровавленных изорванных одеждах, среди них и совсем ещё подростки.) – Тиранов уже нет на Сицилии. В тот прошлый раз тиран многое взял в оплату от отцов. Привёл бродяг-поселенцев. Навязал нам своих соратников. Вот так среди нас и появились новые, уже пришлые от тирана бунтари. Гаморы, граждане Сиракуз, гордость – наше сокровище! Не покинем город! Есть возможность подавить бунт.
Установилась тишина. Агесилай прижимает к груди трясущуюся в немых стенаниях голову степенного мужа. Полидам рыдает как ребёнок. Старик молча вытирает ладонями слёзы мужа, утратившего семью. Среди хмурых, отчаявшихся людей, сжимающих оружие, незримо поселяется надежда на спасение. Взгляды мужчин сходятся на известном герое давней битвы с Карфагеном. Старик поднимает высоко правую руку, вполголоса озвучивает обдуманную военную хитрость:
– Бросим богатую агору. Как кусок мяса, бросим винные склады голодным псам. Пусть пьют наше лучшее вино. Пусть едят нашу сочную пшеницу. Пусть грабят лавки и рынки. Бросим и корабли. Не будем искать спасения в море. Море не поможет нам! Богатая Ахрадина в раскол на нас не пошла. Среди бунтовщиков нет и жителей Тихе. Вы заметили? Нищий Тихе не поддержал мятеж. Почему? Потому, что пришлые бродяги из кварталов Теменитес много возомнили о себе. Злой Тихе должен быть с нами. Нищий и гордый Тихе – наша последняя надежда. Будем пробиваться из окружения к его кварталам.
Седой старик повернулся на юг, указуя вытянутой рукой на Ортигию:
– Мятежники поджидают нас главными силами на мосту в Ортигии. Пусть там и ждут. Пробьёмся к Тихе и вооружим бедноту Сиракуз! Тогда силы сравняются. Войдём в союз с Тихе! Совместными отрядами атакуем Ортигию. С Тихе и одолеем бунт, оттуда пошлём гонца в Гелу. Быть может, великодушная Гела нам поможет гоплитами или наёмниками. Но даже если и щедрая Гела выступит на подмогу, нам не увидеть помощи раньше чем до вечерних сумерек.
Рискованный план войны принят единогласно: не только командиры вздымают оружие – тысяча храбрецов, осаждённых в агоре Ахрадины, одобряют задумку седого старика.
– Агесилай, скрытно разберём стены агоры, проделаем подкопы? Выйдем тайно в тыл осаждающим? И с обеих сторон поднажмём на предателей? – Коренастый муж с перебитым носом кивает головой, обмотанной окровавленной тряпицей, на дальние дома Ахрадины, примыкающие к агоре. Седой старик, ставший негласным стратегом осаждённых сограждан, кивает утвердительно.
– Хирисоф, возьми добровольцев, копай лазы. – Замотанная в тряпки голова исчезает в рядах отряда на агоре. Вскоре три десятка подростков устремляются вслед за Хирисофом к лавкам домашних инструментов.
– Всяк, кто может нести груз, пусть возьмёт оружие для Тихе. – Старик отыскивает глазами несколько десятков угрюмых, злых, полунагих женщин, примкнувших к обороне агоры.
– Мои рабы готовы сражаться за полис. Могу их вооружить? – Долговязый, ссутулившийся мужчина лет тридцати пяти, чёрный лицом, густо измазанный скорбной сажей, держит за руки двоих крепких юношей, выходцев из карфагенской Ливии.
– Деркелид дорогой, твоим смелым рабам дадим свободу за содействие полису. Всяким рабам дадим свободу, не только твоим. – Седой старик-стратег гордо поднимает голову. Хлопает по загорелым плечам рабов-ливийцев. В руки хищно улыбающихся юношей ложатся тяжёлые бронзовые топоры дровосеков. – Если погибнете в бою, найдём и похороним с почестями, у храма, как свободных, сложим погребальные костры для вас! Возьмите парадное оружие в моём торговом корабле. Проданный товар для богачей Сибариса. Сибарис подождёт.
Таких «содействующих» мужчин с напрасно пустующими мозолистыми руками на агоре Ахрадины добрых пять сотен. Среди них, таких не похожих друг на друга выходцев из Карфагена, Этрурии, кельтов, италийцев, – надсмотрщики над рабами невольничьего рынка, непроданные рабы, государственные рабы-полицейские, гончары-мастеровые, столяры верфи, пекари и повара съестных лавок при агоре. Несвободные и не помышляют о побеге к бунтовщикам. У каждого раба веские причины личного свойства остаться верными прежнему порядку.
Пять сотен «освобождённых», вооружённых богато декорированным оружием (предназначавшимся для Сибариса), занимают свои места в отрядах граждан, обороняющих агору. Отряды скрытно расходятся по периметру стен агоры. У холодных, в солнечном блеске бронзы, статуй богов, что в центре агоры Ахрадины, остаются старик и два десятка женщин-доброволиц при тяжёлых сумках с оружием. В руках седого стратега осаждённых короткая медная труба в виде массивного рога, закрученного спиралью. Сигнальная корабельная труба – единственное оружие и знак командного отличия.
