Небо насыпало на землю не жесткой и холодной мелкой крупы, а укрыло пушистым и теплым снежищем. Они проснулись от резкого просветления в комнате. Свет проникал из окна. Женщина встала, подошла к окну. На козырьках подъездов, крышах машин, бордюрах, провисших ветвях наслоилось снежной ваты с ладонь. Нетронутая белизна и первозданная свежесть. Хороший знак! Накануне они не могли уснуть до трёх.
– Твой друг наглеет.
– Что?
– Тычется и тычется. Одёрни его. Заведусь, мало не покажется!
– Угрожаешь? – Прошептал мужчина женщине в ушко. – Ничего не могу поделать. Не слушается, самостоятельный он у меня.
«Увы», хотел добавить, передумал. Не время сейчас рассуждать. Вообще незачем вслух рассуждать с женщиной о мужской ахиллесовой пяте: тело требует, головные принципы противодействуют. Иногда голова будто неродная телу. Бывает наоборот: голова говорит «надо», тело не подчиняется. В данный момент и час они действовали согласованно, процесс удовлетворял обе его составные части.
Женщина мелко подрагивала. Трепетала, как крылья бабочки перед стартом, как тюль в распахнутом окне по весне, как губы подростка в момент страха. «Еще за минуту до этого единственным его желанием было растянуться в траве и отдохнуть. Но теперь он забыл об этом и стал гоняться за бабочкой с таким жаром, как будто ловил собственное бессмертие. А бабочка, медленно махая мягкими крыльями, продолжала манить его за собой, как болотный огонек, ловко увертываясь от сачка в своем зигзагообразном полете»1.
Её трепет передавался мужчине. У него приятно сжалось внутри. Друг напрягся, стал тыкаться сильнее. Женщина завибрировала в унисон. Их сдвоенный ритм ускорялся. Женщина перевернулась на спину, сняла решительно платок накинутый2 – отстранилась от друга. Склонила на противоположное плечо голову, глаза прикрыла. Вжимая ягодицы в себя, женщина подымала и опускала таз, не отрываясь от постели. Таз задвигался вверх, спина прогибалась дугой в груди, женщина отрывала плечи от подушки и на доли секунды замирала, опираясь на затылок.
Так несколько энергичных мостиков. Устав от пассов тела, женщина затихла. Одна рука ладонью кверху безвольно легла вдоль тела, другая покоится на животе. Кажется полностью расслабленной, но еле заметные вибрации напряжения и расслабления не прекратились.
– Я просила не пускать его между нами. А ты? Как я теперь остановлюсь? – Упрекнула женщина мужчину.
Мужчина не ответил, спокойно наблюдал, ожидая миг, когда пора. Промедлит – она перегорит, устанет, прекратит вибрировать, перевернется на бок. И он настал, этот миг. Мужчина навалился. Процессом управлял уверенно, как опытный, хорошо тренированный спортсмен.
Процесс завершился успешно. Приподнявшись на локте, мужчина некоторое время смотрел на женщину. Она почувствовала взгляд, открыла томные глаза, не размыкая губ, – расслаблена в неге. Мужчина откинулся на спину удовлетворенный проделанной работой. Время спустя, мужчина и женщина тихо говорили. Точнее, говорила она. Он, наполовину сонный, поддакивал или хмыкал, и то не всегда.
– Как ты можешь вынести такое?! Я изменяю тебе с твоим другом, а ты сносишь его присутствие между нами? Да за такие… проделки…
– Угу. Друг – мой, я ему разрешил. Спи, давай.
– Типа эксгибиционизм? Когда втроем? Кайфуешь от созерцания? Не стыдно?
– Угу, – переворачиваясь от неё на другой бок. – Спим.
Мужчина знал, женщина лежит распахнутая. И так закрытые глаза накрыла ладонью. Кого стесняться? Его? Друга. Непонятно, но понятно, что ей стыдно. Как тогда, на остановке у рынка.
Фишка женщины, по сути – старинный целомудренный стыд, удивлял его впоследствии не раз, вточь такой, как описывают классики: зардеются щеки, опустятся веки, в смущении предпочтет ретироваться, в их случае – отвернуться. И сейчас она испытывает стыд. Он не был наигранным, он был искренним, этот стыд. Стыд, что влечение к другу было не меньше, чем симпатия к личности. Не должно быть так, укоряла она себя вслух, на подсознательном уровне застолби: ты не собачка, которой едва пощекочут пузико, эрогенную зону, сразу лапки кверху и делай с ней, что хочешь, какой бы злой сторожевая псина ни была. Человеки, в особенности женщины, менее физиологичные существа, они должны быть таковыми, то есть менее физиологичными.
Мужчина знал, женщине стыдно за постельную гимнастику не перед ним. Мужчину рядом она в расчёт не брала. Можно было обижаться, но он не обижался. В результате упражнений ему становилось хорошо. А ей стыдно, стыдно за воспламенение. У нее тоже головные принципы иногда поступали врознь желанию тела. Где влечение душ? Каким оно бывает, должно быть? Это явно не вибрации организма. А каким оно бывает в правильном варианте? Бессмысленно, бесполезно искать подоплеку задним числом, пусть остается все так: ей душевные терзания, ему – забава наблюдать.
Жена не чувствовала стыд ни до, ни после скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья3. Мужчина раз за разом убеждался, скорее всего, у них кончится скрещением судеб. Мужчина знал и то, что за завтраком женщина будет избегать пересекаться с ним глазами. Он нарочно ловил её взгляд, нравилось заставить смущаться. Смущение его смешило, но он не смеялся, даже не шутил, просто с теплой внутренней улыбкой бежал на работу. Вечером женщина будет в норме. От стыда не останется и следа. До следующей гимнастики.
Увидев комбо «трепыхание рыбки на берегу» первый раз, затем второй, последующие разы, мужчина понял, в чём отличие этой женщины от бывших амурных приятельниц. Они, он их называл мастеровыми, умело – сильно и длительно – сокращали нужные участки, поэтому, когда наступало расслабление, оно было глубоким. Как сильны и часты были сокращения, как мощнее будет расслабление. Если к технике исполнения прибавляется общая растяжка и новые интересные компоненты – это уже артистизм, что ценится мужским жюри высоко.
Эта настроила виолончель на максимум. Или сформировался низкий порог чувствительности. Когда он впервые положил ей ладонь меж лопаток, ее передернуло как от удара током. Мурашки по спине побежали у него от того, как она дернулась. Может, у нее расшатана нервная система, поэтому среагировала на первое прикосновение неадекватно. Возможно, хотя в рабочей обстановке более других женщин сдержанная. Со временем разберется, посчитал мужчина и особо не тревожился: чуткая, душой и телом, женщина лучше, чем толстокожая во всех смыслах, пока до быта и будней не дошло. А там жизнь идет по другим законам.
Ему думалось, что мастеровые наперед имели желание, и шло оно у них из головы. Они претворяли желание в жизнь наработанными навыками, что превращало интим в рутину. У этой страсть рождалась по внутренним часам, не согласуясь с сознательным желанием. Приятельницы хотели быть желанными, старались его разкочегарить, чтобы он им и себе сделал хорошо. Эта – не старалась, просто кайфавала, всецело поглощенная процессом, вихрь которого вовлекая и его.
