© Вера Тихонова, текст, фотографии, 2021
© Владимир Никаноров, фотографии, 2021
© Ирина Воронцова, фотография, 2021
© Ирина Пескова, фотография, 2021
© Кристина Сидоренко, фотография, 2021
© Оформление. БФ «Нужна помощь», 2022
* * *
Здравствуйте, друзья!
Ничего, что я к вам так обращаюсь? Этому есть причина. Немного парадоксальная, как многое в той книге, которую вы открыли, но довольно веская.
Когда несколько из собранных здесь историй впервые захотели опубликовать в журнале, я придумала такой заголовок: «Мой муж умер, а потом нашел друзей». И это правда.
Мой Миша – фотограф, ретушер, преподаватель, создатель бесплатного фотобанка – умер на моих руках в сентябре 2020 года. Спустя несколько недель я начала записывать истории о нем и о нас – смешные, романтические, забавные, философские. Мне было очень-очень важно помнить каждую мелочь, ставшую такой драгоценной.
Первое время я показывала эти истории только самым близким друзьям, а потом решилась на публикации в фейсбуке. Мне было боязно, что люди там не поймут, разбегутся. Кому захочется быть рядом с чьим-то горем? Но совершенно невероятным и чудесным образом все сложилось иначе. Читатели начали благодарить меня за рассказы. И говорить, что им светло прикасаться к нашей любви, им важно видеть, какими могут быть по-настоящему зрелые отношения в паре. А еще, как оказалось, людям важно знать, какой светлой может быть память об ушедшем человеке, в какую благодарность выплавляется горе.
Это ведь действительно так – боль становится тише, когда вспоминаешь хорошее. Мне легче и радостнее жить, понимая, как много Миша мне дал, как дорого его наследие.
Я и не думала рассказывать, как нужно правильно прощаться и горевать. Но я радуюсь, когда кому-то становится светлее и легче. Ведь это придает Мишиной смерти – и жизни! – смысл. Словно так все и было задумано.
Большинство моих читателей в фейсбуке никогда не знали нас лично. Многие вообще узнали о нашем существовании уже после того, как Миши не стало. Но, прочтя нашу историю, они сроднились с нами, стали хорошими и близкими друзьями. Я надеюсь, что книга будет иметь тот же эффект.
У нас с Мишей было правило: на русском языке я говорила за нас обоих, а на английском – он. И сейчас я говорю и за себя, и за Мишу: добро пожаловать! Располагайтесь поудобнее и ничему не удивляйтесь. Разговор пойдет о любви.
О том, что любовь не перестает. Для любви нет времени и нет границ. И даже смерть бессильна против любви.
В фильме «Энола Холмс» главная героиня просит своего подстреленного возлюбленного: «Не уходи, останься со мной!» Я тоже просила Мишу. Сначала – дождаться скорую, потом – не уходить, потом – вернуться ко мне. Я знала, что он умер, но не могла не попытаться.
Миша слабел очень быстро. Вот он в начале пандемии вместо тренировок бегал по лестнице в подъезде, взлетал на пятый этаж за 53 секунды, а вот через несколько месяцев задыхался и подолгу отдыхал после каждого пролета.
Сколько раз у меня не было сил даже идти по ступенькам. Я так и не научилась чувствовать, когда начинаю уставать. Это Миша читал меня, как открытую книгу, он знал, когда пора возвращаться с прогулки. И только на лестнице я понимала, насколько вымоталась.
У нас столько всего было связано с этими бесконечными подъемами. Как мы целовались между четвертым и пятым этажами. Как Миша спускался за чем-то вниз, а когда возвращался домой, поворачивал на четвертом, ломился в квартиру прямо под нами – и не понимал, почему я не открываю. Как мы мечтали о маленьким домике в долине у подножия гор и клялись друг другу – никаких лестниц, только один этаж. И теперь лестница стала с трудом преодолимым препятствием.
Мы пытались понять, что с ним происходит, но ходили кругами. Сначала думали: сердце, такое сильное и тренированное Мишино сердце. Но нет. Или да. Пришлось перепроверить трижды – вместо того чтобы искать правильный ответ. Потом думали: легкие, и снова несколько ложных следов. Верный диагноз и в голову никому не пришел, как потом оказалось. Симптомы были нетипичными. А некоторые из них и вовсе были не у Миши, а у меня – как тошнота, которая бесследно прошла после похорон.
Не знаю, что бы я сделала, если бы понимала, что он умирает. Добилась бы, чтобы его госпитализировали? И что тогда? Он бы все равно умер, но без меня? Это дало бы надежду, но отняло бы у нас последние часы? Я не верю, что можно было что-то исправить. Мишина смерть не была случайной и нелепой, ей надлежало быть. И в ней было много-много любви.
Миша знал, что умирает. Я – нет. Сейчас я не понимаю, как я не видела, что с ним происходит. Почему не ужаснулась, не испугалась. Я не знаю. Мне было тревожно, но было ощущение, что все идет правильно и как надо.
И когда ночью мы проснулись и долго-долго лежали обнявшись и разговаривали, я не понимала, что это в последний раз. В этой тихой нежности было так хорошо и спокойно. Было правильно и как надо. Наш последний разговор был о любви. И утро тоже началось с любви. Миша проснулся, как всегда, раньше меня, приготовил завтрак, сварил кофе, а когда он шел в комнату, я проснулась оттого, что услышала, как страшно, со свистом, он дышит.
Миша замерил себе пульс браслетом – ого, как шкалит. Я пыталась найти лекарство, но у меня не получалось. Потом Миша начал задыхаться, пожаловался, что не хватает воздуха. Я распахнула окно и схватила его за руку. А он сказал: «Не цепляйся за меня, ты же знаешь, я этого не люблю».
Последнее, что он сказал. Не цепляйся за меня. Я этого не люблю.
Не цепляйся.
Он пытался дышать – и не мог. Я держала его и вызывала скорую, руки не слушались. Трубку взяли, когда Миша уже умер – все случилось слишком быстро. Я видела это, понимала – но не могла принять.
Когда прилетела реанимационная бригада, они тоже все поняли. И попытались объяснить мне – несколько раз. Врач сказала, что сразу видно, это тромбоэмболия легочной артерии. Но когда я попросила – давайте попытаемся, ну пожалуйста, – не стала спорить.
Я часто вспоминаю это и думаю: сколько же было любви. Врач скорой, которая видела так много смертей, которая уже ничем не могла помочь пациенту, пожалела меня. Она вручила мне мешок Амбу[1], скомандовала медсестре колоть адреналин и начала качать Мишино мертвое сердце.
Я говорила ей: «У него есть пульс». А она отвечала: «Нет, это вы свой пульс чувствуете». И продолжала считать нажатия и отдавать мне команды сделать за Мишу вдох. Я говорила: «Но ведь браслет показывает, что пульс есть». А она отвечала: «Ну что вы, какой браслет». И продолжала. И отказалась, когда медсестра предложила ее сменить. Она продолжала пытаться вернуть Мишу. Она слушала, как я уговариваю его, она смотрела, как придерживаю безвольную голову, как невпопад сжимаю мешок. Даже когда я сказала ей: «Вы же не верите!», она не сразу остановилась. «Вы не верите, что получится», – повторила я. «Ну конечно не верю, я же вижу, что уже все», – она даже немного рассердилась. «Значит, так это и бывает?» – спросила я. «Именно так это обычно и бывает», – ответила она. И только тогда выпрямилась.
