Стефани Фол - Эти странные американцы

Американцы – сущие дети: горластые, любопытные, секретов хранить не умеют, утонченностью не отличаются, в обществе ведут себя непотребно. Если понять, что американцы по сути своей – подростки, все остальное в их культуре сразу же встает на свои места и то, что на первый взгляд казалось бестолковостью и безобразием, приобретает характер милого озорства.

Человек из другой страны легко может одуреть от одного уже американского громогласного дружелюбия, особенно в центральных и южных штатах. Стоит вам оказаться в самолете на соседнем месте с американцем, и он немедленно начнет обращаться к вам запанибрата, осведомляться «Ну и как вам у нас в Штатах?», излагать интимные подробности своего последнего развода, зазывать к себе на ужин, предлагать денег в долг, а на прощание еще и облапит – будь здоров.

Это совсем не значит, что назавтра он сможет вспомнить, как вас зовут. Американское дружелюбие – своего рода физиологическая потребность: они любят любить ближнего и любят, чтобы любили их. Однако путешественник с умом довольно быстро разбирается, что несколько счастливых минут в обществе американца совершенно ни к чему того не обязывают. Американцы страшно боятся, что их к чему-то обяжут. Это нация, для которой самой устойчивой формой человеческих взаимоотношений является поверхностное знакомство.

Как и положено нации, основанной париями, каторжниками, искателями приключений и религиозными фанатиками (причем за последние 400 лет этот демографический салат не так уж сильно изменился), американцы до сих пор сохранили дух неколебимой самостоятельности. Они гордятся тем, что они американцы – граждане лучшей страны в мире, – но каждый из них обязательно станет вам втолковывать, что уж он-то лично совершенно не похож на других американцев. Он гораздо лучше. Американцы любят похвастаться тем, что не похожи друг на друга, и тем, что вообще ни на кого не похожи. Это нация эмигрантов, и по своему этническому происхождению американец может быть кем угодно. Всякий американец – это американец с довеском «происхождения». Из изначального плавильного котла выкатились миллионы всевозможных слитков: американцы хорватского происхождения, американцы ирландского происхождения, американцы японского, мексиканского и еще невесть какого происхождения. Не удивляйтесь, если типичного американца зовут Патрик Нанг, Октавио Розенберг или Ильза-Мария Нугумбвеле.

Американец станет говорить о себе «Я – поляк» или «Я – итальянец», только на том основании, что его прапрадедушка родился в Польше или в Италии. Не важно, что праправнук не знает ни слова ни на одном языке, кроме английского, и в жизни не бывал восточнее Нью-Йорка и западнее Чикаго. Он умеет лепить калачи (если он поляк) или каннеллони (если он итальянец), а это куда существеннее. Пожалуй, единственное разительное отличие между американцами и жителями всех других стран состоит в том, что американцы проводят кучу времени у стоматологов и потому зубы у них необычайно ровные.

Всего у 30 % американцев есть загранпаспорта (для сравнения: канадцев с паспортами 75 %, а англичан – целых 80 %). Остальным они просто ни к чему. Их родная страна так велика, что американец может пропутешествовать неделю, не покидая ее пределов.

То, что любой человек, живущий от тебя в 5000 км, тоже американец, сообщает мышлению среднего гражданина дух изрядного провинциализма. Поскольку в чужие страны американцы ездят довольно редко[1], они твердо убеждены, что люди на всем белом свете ничем от них не отличаются, разве что не говорят по-английски и ванны у них паршивые. Некоторые американцы твердо убеждены, что все иностранцы на самом деле умеют говорить по-английски (в школе-то их учат), но не делают этого из чистой вредности. О Европе у американцев представление смутное. Американцы, путешествующие по групповой путевке, способны радостно протрюхать через пять стран за семь дней и вернуться домой в вящей уверенности, что Эйфелева башня находится где-то неподалеку от Пизанской, что на самом деле по американским меркам – чистая правда. Расстояние от Лондона до Стамбула меньше расстояния от Питсбурга до Финикса, а от Мэна до Майами на целую треть дальше.

Заблуждение, что они «совсем как мы, только говорят, едят и одеваются по-другому», происходит, видимо, из того, что почти все американцы – потомки иммигрантов. Жители других стран для них не совсем чужаки, они – потенциальные американцы, вернее, потенциальные американцы с довеском «происхождения».

Каждая новая волна иммигрантов сталкивается с неприкрытым недружелюбием со стороны старых иммигрантов. Голландцы из Нового Амстердама (нынешний Нью-Йорк) косо смотрели на английских переселенцев; английские переселенцы хмыкали в сторону немцев, которые отказывались брать на работу ирландцев, которые шипели на русских и поляков, и т. д. В последнее время американское правительство ввело ограничение: в страну впускают не больше 700 000 человек в год. Примерно две трети законной эмиграции связано с воссоединением семей, а для остальных существует игра удачи под названием «визовая лотерея».

Кроме того, ежегодно через границу (надежно огороженную и усердно охраняемую) переправляются сотни и тысячи мексиканских граждан. На западе и юго-западе Америки испанский уже стал неофициальным вторым языком: все уже привыкли, что вывески и официальные документы написаны на двух языках. Если вы хотите, чтобы с вашего рабочего места убрали пакет с мусором, на нем лучше написать BASURA («мусор» по-испански), а не TRASH («мусор» по-английски). Чисто по количественным показателям Мексика скоро добьется того, что не удавалось никому другому: завоевания Соединенных Штатов.