Сейчас всё расскажу. Зовут меня Лиза, и сегодня я… Лучше по порядку.
Натянув оранжевые митинки, распустив волосы, трепеща парусом цыганской юбки на ветру, я неслась на роликах по оживлённому тротуару и ловила руками вечность. Пусть вязаная кофта, мой первый крупный опыт, не удалась – скособочилась, зияя неровными дырами, а ролики, доставшиеся от старшей сестры (а той от кого-то через после-третьи руки-ноги), натирали в щиколотке – ерунда! Правая рука ловила воздушную струю, а левая махала прохожим. Толстая джинсоупакованная мамка с коляской увернулась в сторону и запоздало фыркнула в спину. Два мужика с пивными животиками увлечённо обсуждали мужицкие проблемы – я промчалась мимо ауры стеклопакетов и металлопластика. Из хоровода лиц выделилось одно, и на пешеходном переходе, схлопнувшем движение ветра вечности, воплотилось в девушку двадцати лет с хвостиком. Она, восторженно всхрапнув, хлебнула взглядом мой образ:
– Ты такая красивая! – даже пальчиком провела по руке, присваивая кусочек вечности.
Я покраснела, кивнула благодарно: «Спасибо», рассмеялась в небо: «Лиза красивая, Бог!»
На самом деле, не идеально красивая. Но это не важно, сущая ерунда. Важно, что не задрот и не изгой, я – личность, жаждущая гармонии! Жить без неё не могу.
Сбросив в прихожей ролики, рассмотрела покраснение на нежной коже. Тут моя смекалка бессильна – ролики жали, стирали ноги, но новые не купят. Если только на ДР, но на ДР у меня та-акие планы! Придётся ловить драйв и ветер старыми роликами, пока ноги влезают. Я настойчиво взращивала в себе талант манипулятора, но, увы, пока он действовал лишь на бабушку, учителей и одноклассников, родители не поддавались, а на крёстном испытывать побаивалась.
Завернув в ванную, остановилась перед зеркалом и посмотрела в глаза – родные, загадочно счастливые. На щеках – румянец, растрёпанные волосы воют о причёске. Мама в моей голове вздохнула и покачала головой. Папа… ну его, не буду я косу заплетать – весь шестой класс и даже половину седьмого с косой ходила, хватит. Подняла руки, проверяя подмышки. Довольно хмыкнула.
– Я взрослая, самостоятельная и независимая женщина, – произнесла личную мантру, свысока смерив отражение тренированным взглядом.
Получилось! Ажно щекотка пробежала по носу, пальцам и вихранулась вокруг сердца. Ух! Наверно, это счастье или его обещание – не разобралась пока. Ну, не крашиха ли я?
– Лиза! – раздражённо взвыла Вероника из коридора. – Чего ролики разбросала? Я чуть не упала. Убери.
– Сейчас уберу, – со старшей сестрой лучше не спорить.
Я и не спорила. Только иногда огрызалась, когда втихаря таскала сестрину одежду и получала за такую самостоятельность нагоняй. Вероника собралась уходить. «Хм, хорошая, однако, кофточка», – я примолкла, с азартом следя за сборами: «И духи новые тоже ничё… Где она их хранит? Как пить дать, на верхней полке за книгами. Придётся стремянку волочь».
Вероника весь одиннадцатый класс работала во «Вкусно и точка», поэтому могла позволить себе обновки. У моей тушки так не получалось. Бедственное финансовое положение расстраивало донельзя мою нежную душевную организацию. Родители не спешили благосклонно оплачивать сущие мелочи одной из любимых дочек. А ведь мне жуть как нужны – сейчас перечислю. Во-первых, любимый новый гель для душа (осталось чуть меньше полбутылки – если ежедневно мыться, на неделю не хватит). Во-вторых, гель для укладки волос (ещё гель для расчёсывания, но не настолько срочно). В- третьих, книга Стивена Кинга «Кэрри» (во-первых, две я прочитала, во-вторых, собственную библиотеку необходимо пополнить тридцать восьмым экземпляром). В-четвёртых, два, а лучше три мотка пряжи (на свитер). В-пятых, новый набор индийских благовоний (видела с запахами майорана, розмарина и лотоса). В-шестых, мелочи всякие: зелёный лак для ногтей (на этой неделе по скидке), пицца с друзьями и бусины для ловцов снов. Если что-то забыла, включу в следующий список. Мелочи же? База. Ещё бы швейную машинку…Эх, одна надежда на ДР – и родители, и бабушка, и крёстный добреют, уже года два вместо глупостей красные бумажки дарят. Даже бабушка, которая всё моё детство ворчала, что любой подарок дорог и должен радовать, поэтому дарила пять лет подряд трусы и колготки. Но на целый год красных бумажек не хватает. Зачем я в прошлый раз купила двенадцать томов «Котов-воителей»? Впрочем, это – память, ностальгия по детству. Продавать не буду.
– Что есть покушать, бро? – спросила у Вероники, пока та не убежала по важным ЕГЭ-шным делам.
– Ничего, – невозмутимо ответила сестра. – Кушать будешь в деревне, мама накормит, – и уже уходя. – Вари сама, не маленькая.
Ага, как же. Что мне за это будет?
– Блин, Ника…, – я, действительно, кушать хочу.
– Блин на сковородке. Будет, если постараешься.
– Блин, блин, блин, ты меня буллишь.
Сегодня я уеду на каникулы в посёлок, к маме, папе, бабушке и младшему братику. Летняя практика в художке закончилась, до сентября можно лопать ягоды с куста, грызть морковку с землёй, истреблять гороховые заросли, нырять в озеро с лебедями, слушать музыку, смотреть кино, подбивать папу на путешествие, на шашлык с костром, бабушку на пирожки и омлет с тепличными помидорами, маму на баню с квасом, знакомых детей на велогонки. Нюхать летний знойный воздух, солнечную макушку брата, потные от жары ладошки, мокрый иван-чай (кого собирать заставляли? меня заставляли! кто пил чай? папа пил! где справедливость?), грибной осинник (кого гнали:” Иди, глянь под осинами, может, чего выросло”? правильно, меня гнали! а кто ел? все ели, спасибо маме говорили, где справедливость?), щавелевый суп (пах грядками и комарами) и квасную окрошку (пахла огурцами и ветром на терраске). По-моему, неплохо. Не мечта, но терпимо. Правда, пока непонятно, есть ли в деревне источник вечности? Не хотелось бы терять столь ценное приобретение, мой секрет ото всех-всех, даже от Вероники.
Вероника оставалась в городе, она на работе питалась. Я тоже хотела есть, между прочим, но готовить лень. И посуды грязной полная раковина. Две недели мы с сестрой одни жили, чистых кастрюль не осталось. Как-то грустно. Муха ползла по столу, крошки изучала. На плите каша размазана. На новой скатерти некрасиво зияла дыра – отвернувшись, вроде забывала – ан нет, никуда не делась, упрямая; стыдила: “Кто горячим чайником прожёг, а маме не сознался?”. «Приеду в деревню и сознаюсь. Когда мама спать захочет – самое верное время, у неё тогда сил сердиться не останется», – глуша муки совести, поставила на дыру разделочную доску, а сверху горшок с цветком. А что, красиво. Цветок, правда, подвял, но его Вероника обещала поливать, я тут ни при чём. Вот совсем ни при чём.
