I
В последние дни августа природа, ещё не испытавшая ни холодов, ни надоедливых дождей, продолжала радовать буйной зеленью и разноцветьем красок, а солнце, уже успевшее скатиться с вершины небосклона, несмотря на календарь, продолжало щедро одарять землю теплом, словно предоставляя всему живому возможность насладиться последними погожими днями уходящего лета.
Мария, хоть и спешила после работы домой, не удержалась и присела на скамейку в уютном скверике, расположенном в двух шагах от дома. Сквер этот был свидетелем её самых счастливых дней. Когда-то молоденькой девчонкой сидела она на этих скамейках со своим будущим мужем, потом приходили они сюда вдвоём, мечтая о будущем ребёнке, которого она уже носила под сердцем, здесь же гуляли с маленькой дочкой, делавшей первые открытия и заставлявшей родителей дивиться тому, что до этого казалось им привычным и обыденным.
На смену тёплым воспоминаниям вдруг явственно пришло осознание, что прошлое не вернётся, как не повторится и этот тёплый летний вечер. Не вернётся любовь, растраченная в мелких ссорах, взаимных упрёках, нежелании понять и простить друг друга. Никогда уже не вернётся в дом атмосфера тех первых счастливых лет, когда всё было впереди, и когда каждый с полуслова и полувзгляда понимал другого. Трещина, возникшая ниоткуда, постепенно превратилась в пропасть, которую ни один из них так и не смог преодолеть, вернее и не пытался сделать это. Давно уже жили они с мужем врознь, но тот никогда не забывал о дочери, исправно платил алименты, по выходным водил девочку на прогулку или в кино, на день рождения дарил щедрые подарки. А дочь, переступив из детства в отрочество, сторицей платила своим родителям за разрыв, усложняя и без того их непростые отношения.
Наблюдая за дочкой, Мария вспоминала себя в этом возрасте. Она тоже была такой же дерзкой и непослушной, тоже вызывающе вела себя, тоже искала понимания у сомнительных друзей. Но у неё, Марии, были на это свои причины: она выросла без отца. Отец ушёл от них с мамой, когда маленькой Маше было шесть лет. Ушёл навсегда, словно и не было его никогда в Машиной жизни. Ушёл, забыв о дочери, которая много лет надеялась, что папа вернётся. А дочь Марии? Почему она ведёт себя так? Ведь девочка получает от каждого из родителей свою долю любви, заботы, но при этом всячески старается обидеть то отца, то мать.
С такими невесёлыми мыслями женщина встала со скамейки и направилась к дому. Надо приготовить ужин. Дочка, наверняка, забежит вечером домой. И пусть хотя бы ужин они проведут вместе!
Желая угодить дочери, она приготовила вареники с вишней, благо вишня в их краях в этом году уродилась на славу. Поджидая дочку, включила телевизор. По любимому каналу показывали знакомый сериал. Вот и хорошо! Включив его в любой момент, можно быть в курсе всех событий, потому что фильм уже показывали много раз. Заодно можно иногда и отвлечься от содержания фильма и подумать о чём-то своём. Вот и в этот раз мысли Марии вновь вернулись к дочери, к её образу жизни, сомнительным друзьям, дискотекам. Неужели уже ничего нельзя сделать, чтобы оторвать своего ребёнка от улицы? Где найти такие слова, чтобы они были услышаны дочерью?
Размышления прервал робкий звонок. «Дашка!» ‒ решила. Мария и с радостью бросилась открывать дверь. За порогом, к её удивлению, стоял незнакомый пожилой мужчина.
‒ Вам кого, ‒ задала она вопрос незнакомцу.
‒ Вы Маша? – вместо ответа спросил тот после длительной паузы.
‒ Да, я Мария, ‒ не вполне понимая, откуда старик может знать её имя, ответила она. Сама же решила про себя, что, наверное, произошла какая-нибудь ошибка. Мало ли женщин с таким именем.
‒ Я сразу тебя узнал. На маму свою ты очень похожа, ‒ заметно волнуясь, сказал гость.
‒ Да кто же Вы, ‒ уже рассерженно спросила Мария.
‒ И по шраму на подбородке, ‒ словно не расслышав вопроса, продолжал незнакомец. ‒ Мы с тобой с горки катались, и ты упала, разбилась. Совсем маленькая тогда была.
‒ Я-я-я ка-та-лась с Ва-ми на горке? – растягивая слова, удивлённо спросила она. И, хотя всем своим видом старалась выразить недоумение, сама уже отчётливо поняла, что тот, кто стоит у её порога, как-то связан с ней, с её прошлым.
‒ Да, ‒ дрожащим голосом тихо ответил старик и опустил подёрнувшиеся влагой глаза.
Оба замолчали, и казалось, что молчание это длится очень долго. И до неприличия долго хозяйка не приглашает неожиданного гостя переступить порог своего дома. Она придирчиво оглядывала незнакомца, словно пытаясь определить, достоин ли он такого приглашения. Одет небогато, но опрятно. Побрит, хотя и не очень аккуратно. Если бы не белые как снег волосы, не седые брови, нависшие над грустными серыми глазами, то можно было бы сказать, что он вовсе и не стар. Судя по цвету лица, не злоупотребляет спиртным. В общем, старик, как старик. Но что ему нужно от неё, Марии?
‒ Всё-таки, кто же Вы и что Вам угодно, ‒ прервав молчание первой, уже спокойнее спросила она.
‒ Прости меня, Маша, ‒ чуть слышно прошептал старик. ‒Я – твой отец!
Он произнёс это так тихо, что до Марии не сразу дошёл смысл сказанного.
‒ Отец? ‒не веря своим ушам, тоже шёпотом переспросила она.
‒ Отец! – перебирая трясущейся рукой пуговицы рубашки, уже увереннее произнёс он.
Нет! Услышав это, она не обрадовалась и не пригласила гостя в дом. Хотелось кричать, плакать, говорить этому мужчине неприятные слова. Но она молчала, глядя сухими ненавидящими глазами на человека, который много лет назад предал их с матерью, бросил на произвол судьбы. Не сказав ни слова, шумно захлопнула перед ним дверь.
Не шелохнувшись, долго стояла в оцепенении, стараясь понять, что же произошло. А когда опомнилась, открыла дверь в надежде снова увидеть там того, кто посмел назваться её отцом. За дверью никого не было. В смятении выскочила из подъезда, надеясь, что неожиданный гость не успел уйти далеко. Ни во дворе, ни в сквере его не было. Сидевшие во дворе старушки, всегда всё знавшие и всё замечавшие, недоумённо пожали плечами. Они, мол, никого здесь не видели. «Уж не приснилось ли мне всё это, ‒ засомневалась Мария. – Нет, не приснилось», ‒ взяв себя в руки, ответила сама себе.
Расстроенная, медленно поднялась по лестнице, показавшейся ей длиннее и круче, чем обычно. Хотелось плакать, но слёз не было. Сухой ком застрял в горле, а в голове мелькали одна за другой картины пережитого. И не с кем было поделиться, посоветоваться, некому было рассказать, как ей плохо! «Лучше бы он не приходил вовсе», ‒ повторяла Мария. Ведь ей казалось, что боль, пережитая в детстве, давно прошла. Оказывается, нет! Она до сих пор с ней!
Уже смеркалось, когда в дверь снова позвонили. С трудом поднявшись с дивана, Мария открыла дверь, ожидая снова увидеть там непрошеного гостя. Вбежала Даша, капризным тоном сообщившая матери, что умирает от голода.
