Перед часом быка
Караваны ворон потянулись в леса голубые,
Чёрным дымом всосавшись в холмистую влажную грудь.
Очень хочется губы в подземный пожар обмакнуть,
Чтобы мёртвой воды отошла ядовитая горечь.
В самоварную сказку стекаются тучи рябые
И под снег уходящая с богом смиренная грязь.
Всё стекается в даль, не оглядываясь и не борясь.
Перед часом быка простирается вечная полночь…
***
Багровый эллипс истошно тонет в молочной пене
Над коркой леса и волосами сухой травы.
Росток распада увековечен и постепенен,
Сантиметровой дорожной пылью сияют рвы.
Где меж клыками гнилой и ржавой железной клетки
Деревья вшиты в дорожный сумрак конца времён,
Безумно-белый лохматый ангел ломает ветки
И, захлебнувшись дремучим страхом, несётся вон…
Марсельеза
Железо и сырость, и пот, и совиные марши
Сквозь марлю проходят осадками тлеющей сажи.
Порублены дни на дрова. И ржавеющей баржи
Кускам не придумать, куда же сошли экипажи.
Вдыхая пары тишины и сосновые смолы,
Старик собирает звенящую кожу для крыши,
А в талом сугробе копается заяц весёлый,
Поёт Марсельезу, но это никто не услышит…
Инферно
Вечность, вскормленную грудью снегиря,
В полевом всемирном рейхо-эмирате
Продуктивно прожирают лагеря.
Миллионы адов зреют умирать,
В крематории морфироваться в гладь.
Рановато… Рановато восставать.
Бьётся совесть, серым отзвуком монет
Содрогая внутрикнижный Назарет.
Очевидно, тот, кто был, того и нет.
Не отвалит ангел камень на заре,
Вещих связей не отпустят небеса.
Рановато… Рановато воскресать.
На бутоне серебристая роса
Обнимает паутиновую нить,
Спит, как драка из-за хлеба, дивный сад.
Бледным завязям и гнить – не перегнить.
Червяка ещё накормит благодать.
Рановато… Рановато расцветать.
***
В дымных пещерах ртов
Железом зримых причин
Жмутся ряды крестов.
Друже дрянных дружин.
Круче больших кручин.
Задвинуто на засов
В тряпках гниющих рощ
Вечное колесо,
Страшная сила-мощь,
Спаянная с лицом –
Спьяну и не поймёшь –
То ли святым отцом,
То ли ядрёной вошью.
Отмечен святой печатью
Матричный прототип
Загробного счастья
И долгожданный тиф.
Тест Роршаха здесь – пшик,
В небе звенят огоньки –
Мириады утопших
Медленной царской реки,
Скомканной русской тоски…
В дымных пещерах ртов,
Окопах свинцовых дней,
Плотных рядах крестов,
Жёлтых глазах нулей –
Поросшая снегом Дао, седая,
Стоптавшая Октября лик,
Россия, которую мы потеряли.
Россия, которую мы обретаем.
Банальные осенние истины
Героев предельно мало.
Ахиллов предельно много –
Всех нас окунали в реку,
В ладонях зажав затылки.
Ржавеют ножи и вилки
Лилово-гнилого века,
Изрезав чёрную ногу
Системы чёрного нала.
Могильник жилых районов,
Как вязкая стужа Стикса –
Хоронит живых под груды
Банальных осенних истин.
И словно в дрожащей кисти
Играют слова Иуды,
В спектакле псевдоремикса
Играет жизнь миллионов.
На тень оглянуться стало
Не страшно, а лишь убого.
И есть что поднять на знамя –
Травматы, ножи, бутылки.
В ладонях зажав затылки,
Всех нас окунали в пламя –
Ахиллов предельно много…
Героев предельно мало.
***
В бутылках из-под кефира
Застыла кровь голубая,
Которой расписаны стены
Под рай и вечернее небо.
Художника нет. И был ли он?
И кисти уже отсохли.
Ржавеет бритва Оккама
В сырой паутине фантазий.
В сырой паутине подвала
Скрипит заводная утка
И прячет в яйце иголку
Самой непроглядной смерти.
Молочные зубы кукол
Растут, выпадают на пол,
И кафель трещит, как харя
Прожорливых тысячелетий.
В бутылках из-под кефира
Нетленный собачий холод,
Которым расписаны стены
В здоровую атмосферу.
Здоровая атмосфера…
И всё фиолетово в этом
Прекрасном и яростном мире,
И вспыхивают гематомы
На пухлом лице событий.
***
Пыль над гниющим полем
В тающем сне весеннем
Бьётся, развесив космы
Смятого органона,
И окрылённый голем
Молится во спасенье
Кукле душевной оспы
Мёртвого фараона.
Гроздья росы нетленной,
Словно штыки заводов,
В тихий бетонный омут
Падают, разлипая
Под синевой Вселенной
Кровь и живую воду.
Время идёт к надлому.
Кукла летит слепая
Телом, гниющим полем –
Там, где, развесив космы
Смятого органона,
Мысли звенят о кафель.
Пьются сухим запоем
И улетают в космос
Эйдос, мечта, икона
И человек из вафель.
Амнистия
За мысли, белые рёбра,
Ключицы, лапы
Никто не в ответе.
Стол неба светится
Под скатертью гречневой.
Мимо летят мудрые, добрые,
Пополняя этапы
В места сырые и вечные.
Как, зачем и с кем ты
Попал под амнистию?..
Не скучно, не тесно,
Но провалился в слоистое тесто,
Во внутренний тессеракт.
Шуршат аплодисменты.
Ладони кленовых листьев
Краснеют. Скоро антракт.
Спанда
Всё пройдёт зимой холодной,
всё пройдёт войной народной,
всё пройдёт. Гектары рая
на Геоне догорают.
Вырван куш из самой гущи:
грех сгорел, а цирк отпущен.
Всё течёт, и всё есть спанда
в жёлтом горле листопадном.
Из потока и в потоки,
и почкуются потомки,
и рябит в пустом экране
новый круг бесценно ранний.
***
Внутри себя заточённому узнику
Немного Вселенной дай,
Ушами глотая музыку,
Глазами щупая даль,
Внедряясь в код новорожденный
Свидетелем и творцом,
И падая в тело родины
Опухшим от слёз лицом…
Придётся жить центробежнее,
Вменяя себе в вину
И будущее, и прежнее,
И русскую тишину.
***
Рыхлую плоть кварталов
Взрезаешь самим собой,
Куски отпадают: камни,
Колодцы, смерть, сторожа.
И вихри тянутся алые
Припудренных горожан,
От чёрной воды и пламени
Отрубленных медной трубой.
Всё больше в тебе человека
Пугает домов тоска.
И тянет табачным дымом,
Гуашью, соснами, сном.
Идёшь по сырому снегу,
И тоже тянет слегка
Скакать между сыром и Крымом,
Своё выбирая зло.
И дальше идёшь, капризный,
Качаясь глазами психа.
Вокруг – городской уют,
Застывший, как манекен
Солёного привкуса жизни,
Когда по морде дают.
А в космосе снова тихо.
Никто не понят никем.
***
Если хочешь уснуть – не тяни, засыпай,
Головой упади на перину сугробов
И коричневый сумрак еловой коры
Наполняй незаметным волнением снов.
И прямые секутся, выводит кривая
За надбровные дуги вселенной суровой,
Где в кедровые шишки свернулись миры
И трясёт новогодний озноб.
И во сне раздвигая руками метель,
Головой упади в складки внутренней тени.
Так находят ответ и уходят под лёд,
Проводив чудеса и собой закусив.
Упади и, как мёртвый, лежи в темноте,
Притворяясь обломком кембрийских растений,
Дожидаясь, когда семь печатей сорвёт
Подноготным сгущением сил.
Если хочешь проснуться – мети, засыпай
Полувымерший город слоями сугробов,
Выплюнь снег и чужой бутерброд тишины,
Упади головой в недостроенный дом.
И потом поутру, узнавая себя,
Как дурак, прокричи, надевая обувь:
«Кто-нибудь да узнает, что будет После,
И никто не узнает, что было До».
Ворс
1.
Разнообразие музык бьётся однообразием нот,
Камнем познаний ушибленный локоть каждый по-разному трёт.
Мрак выражений, в которые гнутся только глаза и рот,
Непознаваем, как точность точки в тесном ряду из трёх.
И как в окопе, не видно цели и не нужно лица.
Круг расстояний, причин и следствий выпестован и заклят,
