Впервые я встретил ее на исходе одного из самых обычных будних дней, какие только и бывают в школах типа Шеррингфорда. Было немного за полночь, и последние несколько часов я сидел в своей комнате с ледяным компрессом на вывихнутом плече – результат тренировки по регби, окончившейся, едва начавшись. Подобное здесь не редкость, это я понял сразу, в первую же неделю, когда капитан команды пожал мне руку с таким голодным видом, что, казалось, сейчас зальет пол слюной. Команда Шеррингфорда по регби уже много лет подряд каждый сезон оказывалась последней в своем дивизионе. Но только не в этом году; Клайн постоянно напоминал мне об этом, обнажая в улыбке все свои неестественно мелкие зубы. Я стал их белым китом. Местным мессией. Вот почему школа отстегнула денег не только на мое обучение, но и на транспортные расходы, а это не шутка, когда ты на каждые каникулы летаешь к матери в Лондон.
И все бы ничего, если бы не одно большое но: я ненавидел регби. Я совершил фатальную ошибку, когда пережил мол[1] во время прошлогодней игры в своей школе в Лондоне и вроде как случайно привел нашу команду к победе. Я и старался-то только из-за Розы Милтон, которая в кои-то веки пришла на матч и в которую я был тайно влюблен два долгих мучительных года, – откуда мне было знать, что игру будет смотреть и главный тренер сборной Шеррингфорда. С первого ряда, выискивая таланты. Понимаете, у нас в школе Хайкомб была неплохая команда по регби.
Черт бы их всех побрал.
Особенно моих новых товарищей по команде: телячьи глаза, бычьи шеи. Если честно, я ненавидел и сам Шеррингфорд с его гладенькими зелеными лужайками, безоблачным небом и центром города едва ли больше бетонной коробки, которую мне выделили в Миченер-холле. Центром, где есть минимум четыре кондитерские с капкейками, но ни одного места с нормальным карри. Центром, откуда всего час езды до дома моего отца. Он постоянно грозился, что приедет. И для меня это была именно угроза. Мать хотела, чтобы мы получше узнали друг друга; они развелись, когда мне было десять.
А по Лондону я скучал как по недостающей руке или ноге, несмотря на то что прожил там не так много лет, поскольку, хоть мама и уверяла, что в Коннектикуте я буду чувствовать себя как дома, это место больше напоминало тюрьму. Очень ухоженную тюрьму.
Я пишу все это, чтобы вы поняли, что в сентябре того года я бы с удовольствием чиркнул спичкой и посмотрел, как Шеррингфорд сгорит к чертям. И все же еще до моей встречи с Шарлоттой Холмс я был уверен, что если мне и удастся с кем-то подружиться в этом жалком месте, то только с ней.
– Так ты тот самый Ватсон. – Том был в восторге. Его гладкий манчестерский акцент сменился самым чистым кокни[2], который я когда-либо слышал. – Дружище! Дорогой мой! Ватсон, иди ко мне, я тебя поцелую!
Комната, которую мы с ним делили, была такой крошечной, что мой вытянутый средний палец чуть не выколол ему глаз.
– Бредфорд, да ты гений. Серьезно. Сам шутку придумал?
– О, чувак, да это же идеально. – Мой сосед засунул руки в карманы вязаной жилетки с ромбами, которую всегда носил под форменным пиджаком. Сквозь дырку от моли было видно, как он шевелит большим пальцем. – Сегодня Лена закатывает вечеринку в Лоуренс-холле – сестра снабжает ее водкой. А кто у Лены соседка по комнате, тебе известно. – Он выразительно поднял брови.
Тут я все-таки закрыл книгу.
– Только не говори, что пытаешься свести меня с моей…
– С твоей второй половиной?
Думаю, вид у меня был сердитый, так как Том успокаивающе положил обе руки мне на плечи.
– Я не пытаюсь свести тебя с Шарлоттой. – Он отчетливо выговаривал каждое слово. – Я пытаюсь тебя напоить.
Шарлотта и Лена обосновались в цокольном этаже Лоуренс-холла. Как Том и обещал, пройти мимо коменданта общежития не составило труда. Помимо охраны, в каждом корпусе был свой комендант: пожилая женщина из местных, приглядывающая за учениками из-за своего стола. Она сортировала почту, заказывала торты на день рождения, выслушивала тоскующих по дому, но при этом была обязана следить за порядком. Комендантша Лоуренса славилась привычкой дрыхнуть на работе.
Вечеринка проходила в подвальной кухне. Помещение забивали тарелки и кастрюли, тут имелась даже ветхая плита на четыре конфорки, а сковородки были настолько побитыми, словно прошли войну. Том прижался к плите, пока я закрывал за нами дверь, и на его жилетке тут же отпечатался жирный след от ручки в форме полумесяца. Девушка, стоявшая рядом со стаканом в руке, слегка улыбнулась и снова повернулась к своим друзьям. Здесь было человек тридцать минимум, и все теснились как сельди в бочке.
Схватив меня за руку, Том принялся плечом прокладывать нам дорогу через крошечную кухню. Возникло чувство, что меня тащат через темный и влажный шкаф в какую-то пьяную Нарнию.
– Это местный барыга, он с придурью, – шепнул мне Том. – Продает наркотики. А это сын губернатора Шумера. Он наркотики покупает.
– Класс, – отозвался я, слушая вполуха.
– А вон тех двух девчонок видишь? Они «летуют» в Италии. Ну, это их словечко – как зимуют, только наоборот. Их папаши рулят офшорными делами по добыче нефти.
Я удивленно приподнял брови.
– Что такого? Я же нищий, я обращаю внимание на такие вещи.
– Ага. – Если это была шутка, то она получилась так себе. Несмотря на съеденный молью жилет, в нашей комнате у Тома стоял самый маленький и тонкий ноутбук, который я когда-либо видел. – Ты-то нищий.
– Смотря с кем сравнивать. – Том продолжал волочь меня за собой. – Мы же с тобой – верхушка среднего класса. Крестьяне.
На вечеринке было шумно и людно, но Том твердо вознамерился протащить меня до самой дальней стены. И я не понимал зачем, пока не расслышал из-за завесы сигаретного дыма странный голос.
– Играем в «Техасский Холдем»[3],– неестественно отчетливо произнес он с хрипотцой, словно какой-то пьяный греческий философ вещал на вакханалии. – Вступительный взнос сегодня пятьдесят долларов.
– Или душа, – прощебетал другой голос, абсолютно обычный, и две девушки, сидящие перед нами, засмеялись.
Том повернулся ко мне с ухмылкой:
– Это Лена. А вот та – Шарлотта Холмс.
Первым, что я увидел, были ее волосы до плеч, прямые, черные и блестящие. Она склонилась над карточным столом, чтобы сгрести стопку фишек, и разглядеть лица я не мог. Не такое уж большое дело, сказал я себе. Не страшно, если я ей не понравлюсь. Ну и что, что когда-то, лет сто с лишним назад, на другом берегу Атлантики какие-то другие Ватсон и Холмс стали лучшими друзьями. Люди постоянно заводят друзей. Лучших друзей, даже здесь, в нашей школе. Десятками. Сотнями.