Однажды вечером Онегин
шум из парадной услыхал,
и вскоре сам источник шума
во всей красе пред ним предстал.
Он был в гусарском облаченьи,
красив, высок, широкоплеч,
и, не теряя ни мгновенья,
он начал пламенную речь:
– Евгений! Сколько лет, дружище!
Позволь же мне тебя обнять!
А мы его в Париже ищем!
А он – в столице, вашу мать!
Когда приехал? И надолго?
И почему же ты молчал?
А статен как! Подумать только!
Ты погляди – статуей стал!
– Да вот, с делами разбирался
И право – я по вам скучал!
Всё пригласить вас собирался,
но дел невпроворот! Завал…
И дом, как видишь, обновляю,
в поместье вообще разгром.
Ещё пороги обиваю —
идейка есть за рубежом.
– Евгений! Это не годится
иметь прожекты за границей!
У нас огромная страна —
пошли—ка ты Европу на!
Да и дела свои пошли!
Жизнь не для этого дана,
и даже если на мели —
друзья дадут испить вина!
– Я вам признателен, мой друг,
Я верил, что не одинок.
Клянусь – вернусь в наш тесный круг!
Дай мне недельный срок.
– Мы в нетерпении, поверь!
Всегда тебе откроем дверь,
всегда ссудим тебе алтын
и приютим, наш блудный сын!
Мы ждём подробнейший рассказ
про жизнь в Европе, без прикрас.
Ещё поведать должен нам
как заграница в части дам,
и много ли сердечных драм
ты разыграть смог там?
Смогла ль тебя очаровать
смазливая брюнетка?
Или заставила страдать
жеманная кокетка?
Да не томи ты, расскажи!
– Они довольно хороши,
но нету широты души…
– О, да! Улавливаю суть —
у женщины должна быть грудь!
Чтоб было бы, на чём всплакнуть,
что поласкать, на что взглянуть!
– Мой смысл был совсем другой
Но я согласен и с тобой …)
А в части сладостных утех
я не имел большой успех.
Да, был один пустой роман,
увлёк меня немного,
но быстро спал любви дурман,
а впрочем, слава богу…
– Да, брат, пора тебя спасать!
Романчик за три года!
Таким раз в час должны давать,
ошибка ты природы!
Ну, ничего, придёт твой час!
Ещё порадуешь ты нас!
Научим мы тебя любить.
Глядишь, и нас будешь учить.
– Милейший! Надо вам к врачу!
Хотя я знаю средство
(я знаю его с детства):
Сначала пьём ведро вина…
…и хворь твоя излечена!
А можно по—другому —
берём бутылку рому…
А можно…
– …понял я, постой!
я же зарёкся пить с тобой!
– Сейчас пить можешь смело —
мы ж за благое дело!
Да и к тому же всё равно
остепенился я давно —
с утра почти уже не пью,
особенно, когда я сплю!
– Я соглашусь испить с тобой,
когда потянет в мир иной!
Ну, а пока я не стремлюсь
покинуть ад земной!
– Не хочешь пить? – Идём на бал!
Вот давеча я повстречал
таких милашек, просто мрак!
Чуть не порвал я с ними фрак!
И хорошо ещё что снял,
иначе точно бы порвал!
– Пока я не готов к балам…
– А я клянусь – ты будешь там!!!
Иначе двину сгоряча
и точно встретишь ты врача!
Уж лучше на балу скакать,
чем с костылями ковылять!
Шучу, конечно, я, любя,
но, Женя, не гневи меня!
Не буду больше я смотреть
как ты стремишься умереть.
– Но жить не можешь, твою мать!
Ты существуешь… как бревно,
хотя… тебя живей оно!
Я это вижу по глазам.
Там даже места нет слезам!
В них пустота, в них жизни нет,
и в них горит лишь чёрный свет!
– Не прав ты, просто много дел…
– Да это полный беспредел!
Я даже слышать не хочу!
Ты что забыл? пойдёшь к врачу!
Всё! Однозначно! Решено!
Нам завтра быть предрешено
у Воронцовых на балу!
Я в восемь за тобой зайду.
– А ты настырен, спору нет…
Но как нарушить мне обет?!…
…но ты больницей угрожал…)
Сдаюсь я! Завтра – бал!
И вот в урочный час карета
остановилась у крыльца,
и вышел хорошо одетый
с улыбкою на пол—лица
уже знакомый нам поручик,
уже в подпитии слегка,
кричит: «Поехали, голубчик!
Нас ждут великие дела!»
«Евгений! Сколько ждать вас можно?
Имеем шанс мы опоздать!
А это ведь совсем не дОлжно!
…да и скорее бы поддать!»
