Положение государства в мире определяется степенью его независимости. Поэтому государство обязано использовать все свои внутренние ресурсы для своего самосохранения. Это – основной закон государства.
Леопольд фон Ранке «Диалог о политике» (1836)
История принадлежит Европе… Ее не понять, если рассматривать как сугубо локальную.
Уильям Юарт Гладстон, премьер-министр Великобритании[1]
Демократия отказывается стратегически мыслить, пока ее к тому не принудит надобность защищаться.
Хэлфорд Макиндер[2]
Нам часто говорят, что прошлое – это другая страна, и многое из того, что делалось в прошлые 550 лет, рассмотренных в этой книге, ныне делается иначе. Для западных читателей религиозные войны, рабство, нацизм и коммунизм в настоящее время кажутся чем-то чуждым. А наши потомки, должно быть, будут озадачены современной западной одержимостью предоставлением избирательных прав всем достигшим совершеннолетия гражданам, расовым равенством и эмансипацией женщин. Более чем вероятно, что многое из того, что сегодня воспринимается как нечто само собой разумеющееся, в будущем сочтут странным и непонятным. Однако кое-что не меняется вовсе – либо меняется мало или достаточно медленно. В этой книге показано: озабоченность собственной безопасностью, присущая европейцам, сохранялась с удивительным постоянством на протяжении столетий. Пусть, возможно, менялась риторика, однако концепции «окружения», буферных государств, баланса сил, государств-неудачников и превентивного удара; мечты об империи и стремление к безопасности; «центральность» Германии, этакого «полупроводника», соединяющего различные элементы европейского баланса сил; соотношение свободы и авторитарности, различия между переговорами и достигнутыми результатами, неразрывная связь внутренней и внешней политики, противоречия между идеологией и интересами государства, феномен массового патриотизма и тревога за дееспособность государства; столкновение цивилизаций и укрепление толерантности – все эти вопросы занимали и занимают европейских государственных деятелей и мировых лидеров (порою это были одни и те же люди) с середины пятнадцатого столетия и по настоящее время. Эта книга, если коротко, о том, что прошлое всегда рядом.
С учетом сказанного выше следует подчеркнуть, что прежде прошлое было открытым. Наша европейская история всегда содержала в себе семена различных будущих. Поэтому следует уделить ничуть не меньше внимания тем дорогам, которые не были выбраны, и тем, которые вели в никуда, нежели, разумеется, той «столбовой» дороге, которая привела к нынешней международной государственной системе и к внутреннему порядку в ее основе. К неудачникам мы будем относиться с должным уважением, пускай порой сочувствовать им будет непросто. В конце концов, поражения Карла V, Людовика XIV, Наполеона и Гитлера не были неизбежными. «Пришествие» веротерпимости, отмена рабства и международной торговли рабами, распространение в Европе демократии по западному образцу не были предрешены и предопределены. Но отсюда вовсе не следует, что все произошло по воле слепого случая. Как мы увидим, возвышение и падение великих держав, рост свободы и торжество Запада тесно связаны между собой. Останется ли так впредь, зависит от европейцев по обе стороны Атлантического океана. Мы напишем собственное повествование, используя историю не как руководство, а как справочник, где рассказывается о том, как в прошлом трактовали перечисленные выше вопросы. Именно поэтому последняя глава книги заканчивается не предсказанием, а новыми вопросами. Поступить по-другому означало бы превратить эту книгу из исторического труда в пророчество.
Введение
Европа в 1450 году
С конца Средних веков жители Западной и Центральной Европы наслаждались общей идентичностью.[3] Почти каждый исповедовал католическую религию и признавал духовный авторитет римского папы, образованные сословия владели латынью и были осведомлены в римском праве. Европейцев также объединяло противостояние исламу, который сдавал свои позиции на Пиренейском полуострове, но быстро надвигался на юго-восточный фланг Европы. Государственное устройство большинства европейских стран опиралось на схожие социальные и политические структуры. Крестьяне платили подати феодалам в обмен на защиту и покровительство, а также десятину церкви – за духовное наставничество. Многие самоуправляемые города подчинялись элите, которую образовывали члены гильдий и магистратов. Аристократы, высшее духовенство и, в отдельных случаях, города заключали оборонительные соглашения с государем, которому они обязывались оказывать военную помощь и давать советы в обмен на защиту и подтверждение прав на землевладение или на расширение этих угодий.[4] Эти «контрактные» феодальные взаимоотношения регулировались посредством сословно-представительных учреждений: английского, ирландского и шотландского парламентов, Генеральных штатов во Франции и исторических Нидерландах, кортесов Кастилии, венгерского, польского и шведского сеймов и немецкого рейхстага.[5] Подавляющее большинство государей, если коротко, не обладало абсолютной властью.
В отличие от соседней Османской империи или более далеких азиатских политий, европейская политическая культура характеризовалась интенсивными общественными (или псевдообщественными) дебатами: какой величины должны быть налоги, кем, кому и для каких целей их надлежит платить. Хотя европейцы были скорее подданными, чем гражданами в современном смысле этого слова, большинство из них верило в правительство по «общественному договору». Защита прав – или «привилегий», как формулируется сегодня, – населения от посягательства государя являлась постоянной заботой. Европейцы вовсе не жили при демократии, однако элита располагала немалой «свободой». Более того, в Позднем Средневековье в Европе повсеместно ощущалось стремление к политической свободе, пусть даже это было именно стремление, а не реальное движение: чем ниже по социальной лестнице, тем оно было сильнее.[6] Свобода отстаивалась прежде всего локально, но иногда местного тирана оказывалось возможным одолеть только с помощью соседних государей. По этой причине европейцы не имели четкого представления о суверенности: многие считали внешние интервенции против «тиранического» правления не просто легитимным, но желательным решением и даже проявлением долга здравомыслящих государей.
Ошибочно считать основные европейские страны той поры великими державами или государствами в современном понимании этого слова. Тем не менее процесс «государственного строительства» в Позднем Средневековье набирал, так сказать, обороты: правители старались обеспечить мобилизацию населения для расширения собственных владений – или просто для того, чтобы уцелеть.
