С Аней мы вместе учились в музыкальной школе. Она была отличницей, а я кое-как тянула на тройку. Точнее, отличницей – не то слово. Аня была лучшей в нашей музыкалке. Играла она фантастически, ее единственную взяла на обучение директор школы, и все в один голос прочили ей блестящую карьеру пианистки.
Мы и дружили из-за музыки. Моя мама очень поощряла эти отношения, так как считала, что я, глядя на Аню, я буду тянуться к ее уровню. Ну а Анина семья не возражала, потому что я, конечно, не была ей никаким конкурентом. К тому же это было всем удобно – мы учились в одном классе и в общеобразовательной школе.
Расчет мамы был отчасти верным. Аней я действительно искренне восхищалась. И еще ее талант будто дарил мне какие-то новые возможности. Каждый раз глядя на академических концертах, как она играет, я будто начинала видеть что-то необычайное.
Это всегда был особый ритуал – и все, всем залом, его ждали. Аня выходила на сцену, садилась на специальную, оббитую кожей, табуретку за рояль, медленно вдыхала, спина ее выпрямлялась, лицо становилось очень сосредоточенным, руки в белых длинных рукавах, напоминавшие лебединые шеи (Аня всегда носила белые рубашки с длинными рукавами), на секунду замирали над клавишами – и от соприкосновения с ними вдруг оживали. И – быстро-быстро, невероятно быстро и синхронно они начинали летать над клавишами, извлекая из них что-то волшебное, совершенно идеальное, от чего мне всегда виделось разное – поляны с разноцветными цветами, залитые солнцем, драконы в золотой чешуе, старинные замки под танцующими звездопадами. В эти моменты, глядя это внутреннее, каждый раз разное, кино, я забывала обо всем на свете, влекомая потоком чистого счастья. Я становилась лучше и добрее. И другие тоже. Достаточно было взглянуть на директоршу нашей музыкалки, всегда сидевшую в первом ряду. Огромная, квадратная, из-за гигантского черного шиньона на голове и крупных, грубых, словно камни черт лица похожая на неприступную скалу с большим вороньим гнездом на вершине, всегда суровая на расправу, отчего ее боялись и дети, и родители, она вдруг закрывала глаза и начинала покачиваться в такт Аниной музыке, слегка улыбаясь. Многие в зале так улыбались – будто от Аниной игры на нас всех сходила благодать.
