Итальянской литературѣ въ Россіи, какъ извѣстно, почему-то не счастливится. Между тѣмъ, какъ наша переводная литература, говоря вообще, далеко не бѣдная, сдѣлала у насъ едва-ли не своими, не только первостепенныхъ англійскихъ, французскихъ и нѣмецкихъ писателей, но и такихъ, которые и у себя дома не имѣютъ почти никакого значенія, итальянскіе первоклассные писатели – гордость Италіи – по большей части извѣстны у насъ чуть ли не только по однимъ именамъ. Самая «Божественная комедія» Данта до сихъ поръ не переведена, если не считать прозаическаго перевода «Ада» Ф. фанъ-Дима да небольшой, весьма удачной попытки въ стихахъ Г. Д. Минаева. Если мы что нибудь знаемъ о сочиненіяхъ Вико, Макіавелли, Боккачіо, Уго-Фосколо, Альфьери, Парини, Леопарди и т. д., то развѣ только по французскимъ переводамъ ихъ произведеній[1]. Новѣйшіе итальянскіе писатели извѣстны намъ еще менѣе; только въ самое недавнее время переведено нѣсколько итальянскихъ романовъ (Манцони, д'Азеліо, Гверацци, Руфини, дель Онгаро), и въ журналахъ стали появляться стихотворенія Джусти, Карло Порта, Меркантини, Филикайя. Современное литературное движеніе Италіи для насъ совершенно чуждо; мнѣ по крайней мѣрѣ даже не удавалось встрѣчаться въ русской литературѣ съ именами Гросси, Прати, Джіоберти, Анзоніо Франки, Феррари, Чекони и т. д.[2] Чѣмъ объяснить такое наше равнодушіе къ итальянской литературѣ – для меня рѣшительно не понятно.
Проводя конецъ 1863 года и почти весь 1864 въ Италіи, и имѣя близкую возможность ознакомиться съ литературными богатствами этой національности, я задумалъ познакомить русскую публику съ старой и новой итальянской драматической литературой, для чего думалъ перевесть хотя по одному произведенію болѣе замѣчательныхъ писателей (Альфьери, Николини, Чекони, Джіакомети, Паоло Феррари, Кастельвеккіо и т. д.). Начинать, разумѣется, слѣдовало съ Альфьери, этого "отца итальянскаго театра". Остановился я на "Филиппѣ", молодомъ произведеніи его (это всего на все вторая по времени изъ написанныхъ имъ трагедій) не потому, чтобы это было его лучшее произведеніе (самъ Альфьери въ своих объясненіяхъ съ публикой "Parere", весьма строгъ къ ней), но потому, что имѣлъ въ виду близкое знакомство русской публики съ "Донъ Карлосомъ", Шиллера, написаннымъ на тотъ же сюжетъ, и полагалъ, что это поможетъ ей прямо увидѣть всѣ особенности таланта Альфьери, мнѣнія о которомъ у насъ тогда были составлены по Шлегелю и Сисмонди, хотя оба эти критика относятся къ нему не особенно безпристрастно: Шлегель преслѣдуя въ немъ защитника независимости Италіи и свободы, Сисмонди, никогда не забывая въ Альфьери автора "Misogallo", жолчной сатиры, направленной на его соотечественниковъ. Кроме того, въ этой трагедіи личность Филиппа II, этого "испанскаго Тиверія", очерчена поэтомъ, по единодушному признанію всѣхъ критиковъ Альфьери, съ Тацитовскою правдою. Замѣчательно, что Пушкинъ, кажется, задумывалъ нѣкогда ее перевести, по крайней мѣре во всехъ изданіяхъ его сочиненій, подъ заглавіемъ "Съ итальянскаго", помѣщенъ первый монологъ Изабеллы изъ перваго дѣйствія "Филиппа"[3].
Предпріятіе мое однакоже, за разными другими занятіями, не осуществилось и на нѣкоторое время мною вовсе отложено, что все-таки не помѣшаетъ мнѣ въ слѣдующемъ выпускѣ "Невскаго Сборника" познакомить русскую публику съ которымъ нибудь изъ другихъ представителей итальянской драматургіи (напр. съ Николини, изъ котораго, насколько мнѣ извѣстному, у насъ ничего не было переведено).
Харантеризовать въ немногихъ словахъ значеніе Альфьери вообще и для Италіи въ особенности, дѣло не слишкомъ легкое; для этого надобно было бы написать цѣлую статью, но, чтобы не оставлять въ совершенномъ невѣденіи объ немъ тѣхъ изъ читателей, которые вовсе незнакомы съ его деятельностью, я все-таки считаю своею обязанностью сказать нѣсколько словъ.
Біографія его извѣстна у насъ; ее можно прочитать въ любомъ руководствѣ исторіи европейской литературы и въ упомянутой мною книгѣ В. Костомарова, да и кромѣ того, сколько мнѣ помнится, въ которомъ-то изъ журналовъ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, были переведены (кажется въ сокращеніи) собственныя его записки (Vitta di Vittorio Alfieri da Asti, scutta da esso), поэтому я ограничусь только указаніемъ главныхъ фактовъ его жизни, небогатой приключеніями, насколько ими были обусловлены особенности его литературной карьеры.
Графъ Витторіо Альфьери – урожденецъ небодьшаго городка Асти (въ Пьемонтѣ), родился въ аристократической семьѣ 17 января 1749 г., а умеръ 8 октября 1803 г.[4] Получивъ весьма небрежное и поверхностное воспитаніе, онъ провелъ въ праздности всю свою раннюю молодость и только въ 1774 г., утомленный пустотою своей жизни, созналъ въ себѣ призваніе къ поэзіи, первымъ плодомъ чего была трагедія «Клеопатра», по мнѣнію самого Альфьери «произведеніе чудовищное», имѣвшее однако въ Туринѣ успѣхъ «къ стыду зрителей и автора». Успѣхъ этотъ, впрочемъ, объясняется очень просто. Время появленія на итальянской сценѣ «Клеопатры» – было временемъ окончательнаго паденія драматическаго искуства въ Италіи. Комедія въ это время впрочемъ уже стремилась къ оживленію благодаря Гольдони, изгнавшему со сцены скучныя пошлости аббата Кіари, написанныя невозможно-утомительными александринскими стихами съ рифмами (martelliani), и Карло Гоцци, внесшему въ нее ложное, сказочно-фантастическое направленіе, но проявившему его въ своихъ произведеніяхъ съ такимъ блескомъ, что передъ его, какъ онъ называлъ ихъ, «баснями» (fiabe) меркли самыя комедіи Гольдони, нѣсколько сухія и резонерскія; но собственно трагедія была въ положеніи болѣе нежели жалкомъ.
Вся трагическая литература итальянцевъ XVIII столѣтія, до появленія Альфьери, была скучнымъ, вялымъ и хододнымъ подражаніемъ французскому псевдо-классицизму, до того набившимъ публикѣ оскомину, что самыя либретто оперъ Метастазіо, представлявшіяся безъ музыки, по поэтичности своего языка, были для зрителей чуть не желаннымъ отдыхомъ, а холодная трагедія Сципіона Маффеи: "Меропа", написанная правильнымъ и строгимъ языкомъ, послѣ напыщенности всѣхъ прежнихъ трагедій, казалась чуть не геніальнымъ произведеніемъ и производила рѣшительный фуроръ. Успѣхъ "Клеопатры" заставилъ Альфьери серьезнѣе взглянуть на себя и онъ почувствовалъ себя трагикомъ или, какъ говоритъ самъ, "заключилъ съ публикой и съ самимъ собою уговоръ, по крайней мѣрѣ, стремиться къ тому, чтобы быть трагикомъ". Для этого онъ сталъ усердно изучать классическихъ писателей и отечественныхъ поэтовъ, и такъ какъ зналъ даже плохо итальянскій языкъ, то особенно налегъ на выработку себѣ языка, для чего съ 1777 года нѣсколько разъ ѣздилъ въ Сіенну (гдѣ говорятъ самымъ чистымъ тосканскимъ нарѣчіемъ), и оставался въ ней по нѣскольку мѣсяцевъ. Около этого же времени онъ окончательно поселился во Флоренціи, изъ которой предпринималъ только время отъ времени путешествія, къ которымъ у него была страсть. Здѣсь онъ сошелся съ извѣстной Луизой Альбани, урожденной графиней Штольбергъ, бывшей въ замужествѣ за Карломъ Эдуардомъ (послѣднимъ изъ Стюартовъ), и съ этого времени окончательно посвятилъ себя драматической поэзіи, такъ что въ 1783, 1784 и 1785 годахъ успѣлъ издать 3 тома своихъ трагедій (9), а къ 1787 году переработалъ, какъ этѣ 9 трагедій и "Клеопатру", такъ и издалъ 9 новыхъ, изъ которыхъ одну: "Bruto secondo", посвятилъ будущему свободному народу итальянскому (Al popolo Italiano futuro libero). Въ началѣ 1789 года, онъ, вмѣстѣ съ графиней Альбани, поѣхалъ въ Парижъ, но засталъ тамъ революцію, по поводу которой сначала написалъ оду "Parigi Sbastigliato", на ужасы которой и тяжкія потери, понесенныя имъ при этомъ, поколебали нѣсколько его убѣжденія: онъ сдѣлался ненавистникомъ французовъ, такъ что возвратясь въ 1792 году въ Италію, написалъ свою сатиру "Misogallo". Съ этѣхъ поръ, онъ всецѣло посвятилъ свое время тихой жизни и умственной работѣ, сталъ учиться по гречески
