Я познакомился с Мишелем Фуко тогда, когда пришёл на практику в психиатрическую больницу. Конечно, не лично. К этому времени великий француз уже покинул нас и пребывал в лучшем из миров. А жаль. Его книги, посвящённые таким извечным проблемам, как «врач-пациент», «власть – гражданин», «безумие и антипсихиатрия» буквально взорвали мне мозг. Я читал их запоем. Они заставили меня задуматься о многих вещах, которые составляют основу нашего бытия.
К счастью, или, к сожалению, большинство людей в мире никогда не анализируют какие-то аспекты нашей жизни, воспринимая сложившуюся ситуацию как норму. Скажем, никто же не сомневается в том, что нужны психиатрические больницы, которые обычно называют домами сумасшедших или душевнобольных. Действительно, в мире много людей, чьи души больны и преисполнены злобой, жадностью, завистью, корыстью… Да разве можно перечислить всю ту мерзость, которая живёт в их чёрных душонках? Но не их души лечат в этих больницах. Эти люди разгуливают среди нас, отравляя наше существование. И зачастую, именно они решают, кого отправлять в больницы для душевнобольных.
Моя практика здесь длилась всего полгода. Но я сердцем прикипел к этой больнице. Именно здесь я начал вести записи, которые назвал «французским дневником». Конечно же, каждая его строчка отражает лишь одну простую истину: правоту и мудрость великого француза по имени Мишель Фуко. Он научил меня понимать суть многих вещей и не заблуждаться насчёт того, что знания могут сделать жизнь людей лучше.
Каждый из встреченных мною здесь больных, сидит занозой в моём сердце. Сегодня я хочу рассказать историю болезни одного из таких пациентов. Условно, я всегда называю его Музыкантом. Итак, это история болезни человека, которому Господь Бог дал большой талант, но не смог оградить от того, чтобы попасть в эту обитель сумасшедших, именуемую в народе дурдомом.
Наш новый пациент всю жизнь провёл в пространстве, чрезвычайно далёком от какой-либо больницы. Он играл на свадьбах. Играл на гармони, умел играть на кларнете. Мог побренчать на гитаре, ионике или фоно. Конечно, если таковые имелись. Природа наградила его удивительным музыкальным даром. Услышав любую мелодию, он, практически, тут же мог её воспроизвести и даже выдать пару- тройку импровизаций вокруг этого основного мотива. Таких, как он, музыканты называют «слухачами». Об абсолютном музыкальном слухе таких самородков слагают легенды. Именно из такого материала судьба может слепить как и известного композитора, так и уличного музыканта. Это уже как сложится.
По своей природе он был чрезвычайно общительным человеком. Этот весельчак и балагур привык быть душой любой компании. Был не дурак выпить и закусить. Конечно, только в том случае, если находился тот, кто согласен был заплатить за всё это удовольствие. Норму свою знал. Никогда не напивался. Неудивительно, что он, в конце концов, оказался именно в эпицентре тех событий, где наливают, выпивают и хорошо закусывают. Как известно, такое чаще всего бывает на свадьбах. Организатор и руководитель известного свадебного музыкального ансамбля сразу понял, что из этого юнца выйдет толк. Мастерское владение несколькими инструментами превращали его, фактически, в звезду любой свадьбы. Он сокрушался лишь об одном.
– Как жаль, что у тебя нет голоса. Пусть даже небольшого. Если бы ты ещё пел бы, цены тебе не было.
Но и на это у него имелись свои возражения.
– В мире полно певцов, у которых нет голоса. Петь надо не голосом, а душой.
И действительно, через пару лет, он уже умел и солировать. Такое речитативное пение в традиционном национальном стиле мейханы удивительно легко давалось ему. Когда он первый раз услышал рэп, его поразила схожесть этого жанра с мейханой. Теперь он честно мог заявлять, что и рэп ему под силу.
Память у него была просто феноменальная. Зная немало стихов и газелей, он умел их переиначивать и переделывать в зависимости от потребностей и особенностей свадебного застолья. Была у него и потрясающая способность к импровизации, когда стихи, как бы независимо от него самого, рождались в ходе поэтических состязаний. Это очень высоко ценилось в их среде и придавало его выступлениям некую эксклюзивность.
Заказов было много. Денег он, тоже, стал зарабатывать достаточно. В очередной свадебный сезон он ухитрился выкроить день в своём графике и женился. Он впервые увидел эту девушку на какой-то очень пафосной свадьбе. Она танцевала так, как будто каждая клеточка её тела отзывалась на звучащую мелодию. В середине свадьбы он выдал такой пассаж, что танцующие замерли в недоумении:
– Как же под это можно танцевать?
И лишь это грациозное создание продолжало свой танец, следуя каждой трели его кларнета. Выбор был сделан – такое слаженное следование его музыкальным фантазиям, предполагало наличие внутренней гармонии между ними, которая способна предопределить и атмосферу предстоящей семейной жизни.
Его тесть и слышать не хотел о каком-то нищем музыканте, возомнившем себя достойным его единственной дочери. Он всё приговаривал:
– Если послушать девушек, то нет лучше жениха, чем кларнетист и продавец сладостей.
Но выступавший в роли свата руководитель их ансамбля был очень убедителен. При этом кто-то из ребят уверял его, что упорство тестя сломила в конечном итоге информация об их гонорарах на свадьбах.
Когда вся эта нервотрёпка со сватовством была позади, он понял, что сделал удивительно правильный выбор. Он обожал свою жену, а она смотрела на него как на человека, который умеет превращать серую, обыденную, ничем не примечательную действительность в праздник. Иногда они устраивали для себя свои собственные концерты: он играл, она танцевала. Излишне говорить, чем обычно заканчивались такие концерты.
Первые три года семейной жизни были для него предельно наполнены близостью с этой фантастической женщиной, которая внесла новый смысл в его непростую жизнь. А потом эта страсть, этот накал чувств и эмоций просто исчезли. Выгорели. Появилась рутина. Осталось то, что он называл обязательным сексом. Это уже было скучно. Он благополучно стал отцом. И не успел оглянуться, как его семейство из трёх сыновей и двух дочерей стало диктовать ему новые правила жизни.
И тогда ему внезапно стало очень тоскливо. Не радовали ни малыши, ни жена. И даже его любимая музыка отзывалась болью, а не радостью во всём его существе, измученном этой скучной жизнью. Сил не было ни на что. Тоска начиналась с утра и преследовала его целый день. Один день ничем не отличался от другого. Куда-то исчезли все краски жизни. Вот тогда-то его в первый раз и угостили чудо-сигареткой.
