Чем больше узнаю разных людей, тем радостнее мне становится, что я родился лабрадором. И чего только люди не придумают, чтобы уколоть нас побольнее…
Нет, ну посудите сами. Сижу как-то на трамвайной остановке, никого не трогаю, наблюдаю за своими подопечными (не удивляйтесь, но их у меня теперь сразу двое). Просто ждём трамвай. И вдруг один человек, не совсем интеллигентного и презентабельного вида, подходит ко мне, смотрит так, знаете ли, нагло, прямо в упор, и спрашивает:
– Ну чего ты, псина, глазами хлопаешь?
Верите, я от удивления даже слегка приподнял правую бровь.
«Ну, во-первых, – думаю, – с чего ты взял, что я ими хлопаю, просто смотрю. А во-вторых, если бы и так, чем мне ещё хлопать? Ушами, что ли? Но я же не слон тебе африканский…»
Стоп-стоп-стоп! К слову, вспомнил необычную собаку.
Хотя некоторые мои читатели (таких, конечно, очень мало) иногда корят меня за то, что я частенько делаю небольшие отступления от повествования, но, согласитесь, как тут обойти, к примеру, тему ушастых собак? Есть такие оригиналы – закачаешься. Вы знаете, какая собака в этом деле чемпион? Я, между прочим, сам только недавно узнал. Через минуту я продолжу свой рассказ о невоспитанном гражданине, а сейчас позвольте кратенько поделиться любопытной информацией. Так вот, самой ушастой собакой в мире признан пёс по кличке Харбор!
Хозяйка собаки, Дженнифер Верт из штата Колорадо, жаловалась, как ей пришлось помучиться с рекордсменом, пока Харбор был ещё щенком. Он постоянно спотыкался о собственные уши и даже несколько раз сваливался с лестницы. Бедная собака. Но что поделаешь, самобытность и известность требуют жертв. Женщине нравится наслаждаться славой своего питомца. Никто не может спокойно пройти мимо них. Да и как тут пройдёшь: длина одного уха около тридцати одного сантиметра, второго – более тридцати четырёх. Вертолёт, а не собака. Народ останавливается, рассматривает, цокает языком, затем хватается за фотоаппараты и мобильные телефоны.
Словом, вспомнив пса-чемпиона, я тут же мысленно произнёс другое окончание своей фразы: «…чем мне ещё хлопать? Ушами, что ли? Но я же не Харбор тебе из Колорадо…».
– Чует собака, чьё мясо съела! – вдруг заявляет беспокойный гражданин и тычет мне в морду, вернее, в лицо (ведь мы же ещё в первой книге договорились с вами, что я буду свою морду лицом называть[1], верно?), каким-то промасленным бумажным пакетом.
«Извините, какое мясо? И при чём тут собака, а тем более я?»
От возмущения я поморщился и даже тихонько гавкнул. Мой подопечный Владимир Петрович взволнованно спрашивает:
– Что такое, Трисон? Что случилось?
Я плотнее прижался к ноге старика и стал наблюдать за новоявленным «мясником».
– Это тоже ваша собака? – спрашивает любитель обидных фразеологизмов, показывая на меня почему-то не указательным пальцем, а мизинцем: наверное, по его уразумению, такой жест добавляет резкости внезапному выпаду.
– Вы эту имеете в виду? – отвечает Владимир Петрович и гладит меня.
– Эту-эту, – хмурит брови гражданин. – Не успел пакет с пирожками на лавочку поставить, как он уже свалил его на землю. Сплошное безобразие.
«Сколько я уже в жизни пережил вот таких наветов! Что за люди! Ну почему так? Что ни случись, тут же сразу обвиняют собаку. Да не трогал я никакого пакета, зачем мне ваши пирожки, которые, кстати, я вообще не ем?! У меня есть своя еда, и очень даже неплохая…»
– Уважаемый, – перебив мои отчаянные мысли, вступился за меня Владимир Петрович, – вы заблуждаетесь, мои собаки чужого не возьмут.
– Ага, – хмыкнул гражданин и нарочито рассмеялся, – знаем мы ваших собак. «Не возьмут…» Только и смотрят, у кого что стырить! Свою живность все нахваливают, а они, собаки, за спиной у хозяина такое вытворяют…
Слава богу, подъехал трамвай, и кулинар-фантазёр, погрозив мне пальцем из проёма дверей, уехал.
«Кушай свои пироги, не обляпайся!» – пожелал я ему в дорогу.
Уважаемый читатель, ты, наверное, недоумеваешь: дескать, что это ещё за множественное число? Почему вдруг подопечные? Почему не собака, а собаки? Сколько их там? А всё просто. У меня теперь сразу два подопечных. Человек и собака. Да-да! Кто бы мне сказал, что я буду когда-то работать поводырём у собаки, не поверил бы.
Вот они, мои дорогие, знакомьтесь: Владимир Петрович Екушевский, ветеран МЧС, и немецкая овчарка Фукусима, тоже бывшая спасательница. И если Владимир Петрович что-то там ещё различает, какие-то контуры, одним глазом и очень слабо, то Фуку не видит совсем ничего. Оба мои подопечные пострадали во время чрезвычайного происшествия, или, как кратко говорят люди, ЧП. Был сильный пожар, какой-то страшный обвал… Словом, Петрович едва не сгорел заживо, но Фукусима успела вытащить его из-под обломков. Врачи выходили обоих, а вот зрение отважным спасателям восстановить не удалось.
У каждого слепого (будь то человек или собака – неважно) своя печальная история. Зрение теряют по-разному. А вот наша задача, поводырей, – хоть немного заменить им глаза и облегчить их жизнь. Признаться, я сначала переживал: шутка ли – работать поводырём одновременно и у человека, и у собаки. Согласитесь, необычная и ответственная работа. Меня закрепили за этой отважной парой, конечно, учитывая мой опыт работы. Как-никак я уже прошёл, как говаривал мой самый первый подопечный, Иван Савельевич, и Крым, и рым.
Но переживания мои оказались напрасными. Мы с Фуку подружились в первый же день. Скажу вам, друзья, это умнейшая собака. По вечерам, когда наш старик слушал телевизор или радио, мы с Фукусимой рассказывали друг другу истории. Ну, о моей жизни и работе вы знаете почти всё. Наверное, помните, что и мне довелось поработать несколько раз спасателем. Кстати, однажды, спасая ребёнка, тоже мог сгореть в детском саду[2]. Но обошлось! А вообще я собака везучая.
Истории Фукусимы, конечно, с моими подвигами не сравнить. Вот уж работёнка так работёнка! Я думал, что самая нервная работа у нас, собак-поводырей. Куда там! Пусть на меня не обижаются мои коллеги, собаки-поводыри, но нужно сказать прямо: настоящие герои – это, конечно, спасатели. Жаль, что собакам ордена не дают. Вот Владимира Петровича президент наградил орденом Мужества, а Фукусиме вместо ордена – пожизненное содержание. Но и на том спасибо. Могли ведь просто усыпить и закопать где-нибудь на собачьем кладбище. Кому нужна слепая собака? Хотя, я думаю, Петрович не дал бы. Я как-то слышал, он своему товарищу-однополчанину за ужином говорил:
– Ты знаешь, Мить, если моя Фуку помрёт, я, наверное, не смогу без неё жить. Ей-богу, и сам концы отдам. Впрочем, я уже давно там должен был быть, да вот собака не отпустила. Где ты, Фуку? Иди ко мне, милая, иди…
