Глава 1. Сон длиною в жизнь
Дождь застилает глаза. Холодные капли текут по щекам и шее, а одежда давно промокла насквозь, прилипнув к телу.
– Лир…
Земля комьями липнет к рукам, вода просачивается сквозь пальцы и хлюпает под ногами. Сердце бешено стучит в груди, будто ждет, что каждый новый удар станет последним.
– Лир…
Ледяной воздух жжет легкие, жалит, душит, но я не сдамся. Не сейчас! Перевожу дыхание и продолжаю разгребать почву. Продолжаю искать.
Буря шепчет в ушах, искушая прекратить борьбу. Зовя за собой, туда, куда не дозволено ступать смертным, куда не идут по собственной воле, откуда не возвращаются.
– Но там находят покой, Лир…
Море внизу негодует, словно черная бездна. Громче и громче.
– Нет!
Нельзя сдаваться. Я найду его, найду! Оно должно быть здесь… Здесь, рядом с одиноким деревом у самого края обрыва. Здесь, под надгробным камнем, отливающим синевой в свете раздирающих небо на части молний.
– Тогда ищи, Лир, – подпевает шторму ветер. – Ищи… Там, под землей, лежит твой покой. Лежит твоя правда, твое прежнее тело.
– Но то тело давно обратилось в прах! – стиснув зубы, кричу я. – Его сожгли, Мунварда больше нет!
– Тогда нет больше и твоего покоя…
И я продолжаю искать. Кожа на руках разодрана в кровь, волны внизу бьются об острые скалы. Молнии блещут все ярче, гром все сильнее.
– Ищи, Хэллхейт. Во имя покоя… Во имя правды…
«Это сон, – крутится где-то в глубине подсознания мысль. – Лишь дурной, про́клятый сон! Нужно просто отпустить видение, и оно исчезнет».
Сон ли? Если и правда лишь сон, то мне, никогда не найти своего покоя? Почему меня всюду преследует чувство, будто кто-то играет моей судьбой, кто-то другой решает, когда мне жить, а когда умирать? И что тогда остается мне? Рождаться и погибать снова и снова, пока не сойду с ума? С памятью о прошлом, разрушающем мое будущее.
– Лир…
– Зачем я здесь?
– Во имя покоя… Во имя правды…
Черная тень нависает надо мной, затмевая последний свет. Голова кружится, и в глазах темнеет. Тьма затягивает, уносит за пределы воспоминаний: туда, где живут отражения тайных страхов и призраки горьких обид.
– Вот он, наш чемпион! – Крейн с гордостью хлопает меня по плечу. Спарринг лучших воинов Патила, и я выхожу победителем. – Вот он, настоящий фомор! Отважный, сильный, беспощадный!
– Убийца, – цинично качает головой Ирней, глядя, как с моего меча капает кровь. – Мой лучший друг Элеутерей не мог стать таким чудовищем.
– А я по-прежнему люблю тебя, – Дафна мне улыбается, ее голубые глаза сияют, как чистое небо. – Ты не обманешь меня другим лицом. Ты всегда останешься собой.
– Я?
– Да, ты, – Чарна появляется за спиной Даф, в ее руках сверкает кинжал. Взгляд фоморки блестит, как раскаленный металл. – Ты предал меня, Лир. Предал всех нас, свой народ. Ты никогда не был одним из нас, лишь притворялся другом.
– Но я хочу быть твоим другом, Чарна.
– Тогда ты враг мне, – Никк обнажает клинок.
– Нет!
– Рано или поздно придется выбрать сторону, Мунвард, – шепчут они в унисон, обступая меня. – Рано или поздно…
– Предатель! Лжет! Чудовище! – вокруг появляются сотни фоморов и даитьян, у всех до единого на лицах презрение и ненависть. Они указывают на меня пальцами и злорадно смеются. – Чудовище! Чудовище! Чудовище!..
– Нет, это неправда! – я хватаюсь за голову и закрываю глаза, но голоса становятся только громче.
– Чудовище, ты умрешь! И родишься. О да, умрешь и родишься опять – лишь для того, чтобы пережить все это вновь…
– Нет! – открыв глаза, Лир рывком подскочил с места. Нож, который Хэллхейт неосознанно схватил со стола, когда проснулся, рассек воздух, напрасно пытаясь защитить его от растворившихся вместе с ночным кошмаром врагов.
«Лишь сон», – но сердце все еще билось, как сумасшедшее.
– Решил-таки меня прирезать, а? – сонно пробурчал Ирн. Сгорбившись на соседнем табурете и положив локоть между головой и столешницей, даитьянин даже не вздрогнул, когда в сантиметре от его носа просвистело лезвие. – Валяй. Только дай сначала поспать, – и отвернулся как ни в чем не бывало.
Лир уставился на друга, затем на нож в своей руке.
– Прости.
Ирн не ответил, снова мирно засопев, и предрассветный час окутал комнату молчаливым полумраком.
«Лишь сон».
Сделав глубокий вдох и немного придя в себя, Лир огляделся. На стеллаже жалобно мигал кристалл разрядившегося мультимедийного динамика, на полу валялись рассыпанные лунные пряники, под столом ютились опустошенные прошлой ночью бутылки из-под пунша. Вчера друзья Лира собрались вместе (даитьяне и фоморы и впервые на памяти Хэллхейта не для того, чтобы поубивать друг друга), играла музыка, лился смех, и все единодушно радовались победе над Хорауном и Смероном.
Теперь, помимо Ирна, в гостиной остались только Шандар, который тоже спал, развалившись в кресле, и Тейн, устроившийся прямо на полу у панорамного окна, скрестив ноги и, кажется, до сих пор даже не думая о том, чтобы вздремнуть.
«Маленький праздник удался», – подумал Лир, улыбнувшись.
Он наконец чувствовал себя дома. Ему больше не нужно скрываться от даитьян и врать им о своем прошлом, не нужно метаться из стороны в сторону и выбирать, кто друг, а кто враг. Не будет больше бессмысленных битв и ложных обвинений. Теперь это один большой мир, и он принадлежит Лиру. Наконец-то Хэллхейт может просто быть собой, просто жить, как жил когда-то Мунвард.
Все наконец может быть просто.
Бросив нож обратно на стол, Лир потер руками лицо, чтобы окончательно проснуться, и с этой мыслью направился к Тейну.
В центре комнаты, окруженный стеклом, как в террариуме, стоял серебристый ствол дерева, вокруг которого построен дом. Ветви нависали над крышей и заглядывали в окна, однако совсем не мешали Тейну смотреть куда-то вдаль.
– Где остальные? – поинтересовался Лир, невольно поморщившись от звука собственного голоса. Только сейчас осознал, как гудит голова.
Заметив его гримасу, Тейн усмехнулся.
– Чарна где-то тут, а Аня с Никком ушли пару часов назад, – сказал он. – Они одновременно проснулись, одновременно поднялись, одновременно ушли. Не проронив ни слова, Лир. Если эти двое и правда разговаривают теперь всегда мысленно, это, скажу тебе, жутко.
– А Даф?
– Наверное в соседней комнате спит. Хотя понятия не имею, сколько тут комнат, ваш дом похож на стеклянную мозайку, маскирующуюся под лес.
– Во-первых, не наш дом, а Дафны, – Лир потер виски, вспоминая. Он ненавидел праздники и все равно всегда в них участвовал. – Она перебралась сюда после, хм, сам знаешь чего. Во-вторых, дом не стеклянный. Это радиаторы на крыше, собирающие солнечную энергию. Ну а в-третьих… мы вчера долго праздновали?
