Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи…
В небесах или глубинах
Тлел огонь очей звериных?
Уильям Блейк (Перевод С. Маршака)
Был один из тех сезонов, когда рыба запаздывает. Я насиловал катер и команду, ежедневно мотался далеко на север, приходил в Гранд-Харбор по самой темноте и к шестому ноября совсем приуныл, но тут в фиолетовых волнах Мозамбикского течения нам встретился первый нормальный марлин.
В тот раз «Танцующую по волнам» зафрахтовала не группа рыбаков, а один человек: мой постоянный клиент, нью-йоркский рекламщик по имени Чак Макджордж. Раз в год он совершал паломничество длиной в шесть тысяч миль: прилетал на Сент-Мэри, рассчитывая на завидный трофей. Невысокий крепыш, на висках седина, а макушка лысая, как страусиное яйцо, бурая, вся в морщинах мартышечья физиономия. Но ноги хорошие, крепкие, а когда выводишь крупную рыбу, крепкие ноги тебе ой как пригодятся.
Когда мы наконец заметили марлина, он мчался у самой поверхности, выставив из воды плавник длиннее человеческой руки и кривой, словно ятаган. По изгибу сразу понятно, что перед тобой марлин, а не морская свинья или акула. Анджело увидел его в тот же миг, что и я, перегнулся через релинг передней палубы, издал восторженный возглас, сверкая зубами в ослепительных лучах тропического солнца, и ветер хлестнул цыганскими кудрями по его смуглым щекам.
Марлин то нырял, то выныривал. Когда вода расступалась, он походил на громадное черное бревно с хвостовым плавником, в точности повторявшим изящный изгиб спинного, а потом снова уходил в глубину, и вода смыкалась над его широкой блестящей спиной.
Я тут же обернулся к кокпиту, где Чабби уже помогал Чаку устроиться в здоровенном кресле для вываживания, застегнуть страховочную сбрую и натянуть перчатки. Он перехватил мой взгляд и угрюмо сплюнул за борт, являя собой полную противоположность всем нам, уже кипевшим от азарта.
Чабби огромный, с меня ростом, но значительно шире в плечах и талии. И еще он самый отъявленный пессимист из всех, кого я знаю в нашем бизнесе.
– Стесняется твой марлин, – пробурчал он и снова сплюнул, а я усмехнулся и крикнул:
– Не слушай его, Чак! Старина Гарри тебе эту рыбину на блюдечке поднесет!
– Есть у меня тысяча баксов, и она готова с тобой поспорить! – Чак морщился от ярких отблесков солнца на воде, но глаза его возбужденно сияли.
– По рукам! – Приняв пари, хоть оно и было мне не по карману, я вновь переключил внимание на марлина.
Конечно, Чабби был прав, ведь он лучший в мире специалист по лучеперым – после меня, конечно. Это страшилище и впрямь оказалось пугливым.
Пять раз я бросал ему приманку – и так и сяк, со всевозможными хитростями и выкрутасами, – но, как только «Танцующая» шла ему наперерез, марлин бил хвостом и уходил в сторону.
– Чабби, там шмат корифены в леднике! – в отчаянии крикнул я. – Наживляй, с первого раза клюнет!
На корифену он соблазнился. Воблер я сделал сам, и он скользил по воде как живой. Я засек тот момент, когда марлин заинтересовался приманкой, напружинил свою громадную тушу, развернулся и сверкнул зеркальным брюхом, пустив из-под воды стайку солнечных зайчиков.
– Купился! – завопил Анджело. – Он купился!
Моими стараниями в начале одиннадцатого марлин заглотил приманку. Во время первых рывков и свечек я держал катер как можно ближе к обезумевшей рыбине, ведь избыток лески в воде – нешуточная нагрузка на рыболова, поэтому от меня требовалось нечто неизмеримо большее, чем зубовный скрежет и крепкая хватка на мощном фибергласовом удилище. Чак же, обустроившись в кресле, вываживал добычу, и тут его крепкие ноги пришлись как нельзя кстати.
Вскоре после полудня он одержал верх: марлин поднялся на поверхность и стал описывать первый из широких кругов. Теперь Чаку предстояло сужать их, потихоньку выбирая леску, пока мы не забагрим его трофей.
– Эй, Гарри! – крикнул вдруг Анджело, отвлекая меня от дел. – У нас гость!
– Гость? Какой еще гость?
– Большой Джонни, против течения прет, – показал он. – Свежатинку почуял!
Я проследил за его жестом и увидел акулу, привлеченную шумом схватки и запахом крови. Вернее, не акулу, а размеренно приближавшийся к нам тупой плавник. Похоже, молот-рыба.
– На мостик, Анджело! – приказал я и передал ему штурвал.
– Гарри, если эта сволочь сожрет марлина, плакала твоя тысяча баксов, – просипел из кресла потный Чак перед тем, как я нырнул в каюту, где, упав на колени, дернул задвижку и откинул люк.
Лег на живот, сунул руку в машинное отделение и нащупал ложу бельгийского «ФН», притороченного специальными ремешками к трубе под потолком.
Выскочил на палубу, проверил магазин и переключил автомат на стрельбу очередями.
– Анджело, развернись-ка к нему бортом.
«Танцующая» запрыгала по волнам, и я вцепился в релинг. Наконец Анджело поравнялся с акулой: точно, молотоголовая, причем здоровенная, двенадцать футов от носа до хвоста, медно-бронзовая в кристальной воде.
Я тщательно прицелился в самый центр сплющенной головы между безобразными глазными выростами и дал короткую очередь.
Автомат взревел, выплюнул стреляные гильзы, и вода взорвалась серией мелких всплесков.
Большой Джонни конвульсивно дернулся, когда пули впились ему в голову, раздробили хрящевую ткань и поразили крошечный мозг. Акула перевернулась на спину и тут же пошла ко дну.
– Спасибо, Гарри, – выдохнул Чак. Он покрылся испариной, а лицо его из бурого стало пунцовым.
– Любой каприз за ваши деньги, – усмехнулся я и ушел подменить Анджело у штурвала.
Без десяти час Чак вывел марлина под багор. Измучил его так, что огромная рыба легла на бок, едва пошевеливая серповидным хвостом, она судорожно разевала и захлопывала копьеобразный клюв. Глаз размером со спелое яблоко уже потускнел, а продолговатое тело пульсировало и переливалось тысячами оттенков серебра, золота и королевского пурпура.
– Давай-ка поаккуратнее! – крикнул я, схватился рукой в перчатке за стальной поводок и подтянул рыбу туда, где с крюком из нержавейки на деревянном древке ее уже поджидал Чабби.
Тот испепелил меня взглядом, ясно давая понять, что бил марлинов, когда я в трущобах Лондона еще пешком под стол ходил.
– Жди волны, – снова предупредил я, просто чтобы его подколоть, но в ответ на очередной непрошеный совет Чабби лишь скривил физиономию.
