Наш десантный лёгкий корабль нёс патрульное дежурство в одном из секторов планеты Марс, когда на мониторе загорелась точка неопознанного космического объекта и через пять секунд исчезла. Пилот предложил, что это просто метеор. Но лейтенант дал приказ ускориться и направить корабль в сторону объекта для уточнения. Когда военный корабль приблизился на расстояние сканирования к космическому объекту, то он оказался небольшим транспортом.
– Манго-5, какой у транспорта идентификационный номер и кому принадлежит? – спросил лейтенант бортмеханика.
– Не могу идентифицировать, и на запрос не отвечает.
– Повстанцы, – улыбнулся лейтенант, предвкушая удовольствие от военных действий. – Всем полная боевая готовность. Манго-5, передайте транспорту, что если он не снизит скорость и не сообщит свою принадлежность и пункт назначения, то будет атакован.
Но космический транспорт ещё раз попытался совершить резкий манёвр с разгоном, чтобы уйти от преследования. Но от ракетно-десантного корабля с опытным пилотом уйти невозможно.
– Манго-8, приготовиться к атаке электромагнитным импульсом, а потом двумя осколочными ракетами в кабину управления корабля, – приказал лейтенант, – только смотри, не зацепи двигатель и топливные резервуары.
Прошла минута, но транспорт молчал и продолжал ускоряться.
– Манго-8, залп, – радостно приказал атаковать лейтенант. Электромагнитный импульс и ракеты сделали своё дело. Транспорт полностью стал неуправляем и летел вперёд по инерции.
– Подведи корабль поближе к транспорту и следуй параллельным курсом, – приказал лейтенант пилоту. – Выждем пять минут, а потом начнём десантную атаку. Манго-6 и Манго-9 пойдут со мной и сержантом.
Сержант приказал мне и другому выбранному лейтенантом десантнику проверить оружие и надеть шлем. Я проверил настройки лазерного автомата, батарея была заряжена, уровень разряда на импульс стоял на максимуме. У десантников было негласное правило не экономить на батареях. Лучше потратить время на замену после десяти импульсов, но более результативных, чем через сорок, но малополезных. Мощность импульса и время для аккумуляции следующего я установил в пропорции 2 к 0,5. Я считал, как и многие десантники, что один прицельный мощный импульс эффективнее, чем пара неприцельных и менее мощных за то же время. Затем я надел шлем. Мой друг, Том, как всегда помог мне. Когда всё было готово, он стукнул меня по плечу и сказал, – удачи, Лексис. – Я молча кивнул головой. У нас с Томом было так заведено, и не важно кто из нас шёл на задание.
Десант прошёл шлюзовую камеру и проник в транспортный корабль, сопротивление никто не оказывал. Лейтенант и сержант стали продвигаться к кабине управления, а нам приказали исследовать другие отсеки. Система безопасности транспортного корабля после ракетной атаки была повреждена и не обеспечивала полноценно необходимые жизненные условия, температура и давление внутри корпуса были низкими. Два пассажирских отсека, которые мы быстро осмотрели, были пусты. Я открыл дверь в третий и быстро заскочил внутрь, противодействуя напору воздуха, давление в отсеке было повыше, чем в коридоре. Моментально оценив обстановку, я произнёс напарнику, – чисто.
– Видимо никого нет в живых, пойдём в грузовой отсек, – сказал мне напарник, проследовав дальше по коридору. Я хотел последовать за ним, как вдруг услышал непонятный слабый звук. Первое, что я хотел сделать – это сообщить напарнику, что, похоже, есть кто-то живой, но непонятный звук повторился. То ли жалостливый всхлип, то ли смертельный вздох. И я, не знаю почему, нарушив все инструкции, не стал ждать прикрытия, прошёл за невысокий стеллаж, который заслонял собой некоторое пространство, и внимательно посмотрел вниз. На полу отсека лежала женщина и прижимала к себе прикрытый шалью свёрток. И этот свёрток вдруг чуточку шевельнулся, и снова я услышал странный звук. Моё сердце сжалось, и глубокое чувство тоски охватило меня. Я понял, что женщина прижимала к себе младенца. Умирающего младенца. Машинально я взглянул на показания температуры и давление на датчике у себя на рукаве космического комбинезона. Температура в отсеке была минус пятьдесят и резко понижалась, воздух тоже был сильно разрежённым. Открыв дверь, я ещё сильнее нарушил герметизацию отсека. Я нагнулся и убрал шаль с верхней части младенца.
Ужасная картина открылась передо мной. Лицо трёх-четырёх месячного младенца было всё синее. Ручки судорожно изредка дёргались, а ротик, пытаясь схватить воздух, издавал иногда последний смертельный всхлип-вздох. У него уже не было никаких сил не то, что плакать, а просто жить. Я сразу понял, что спасти ребёнка невозможно. Неожиданно младенец немного развернул тело и голову. Его глаза раскрылись и посмотрели на меня. Это был невероятный взгляд. Глубокий, проникновенный, немыслимо разумный взгляд. Четыре секунды на меня смотрел младенец глазами бесконечного страдания и скорби, великого понимания и мудрости. А потом свет и чистота померкли – он умер.
А я всё смотрел на маленького ребёнка. Потом, словно очнувшись, посмотрел на женщину. Она была мертва. Уже несколько минут назад. Ранение в спину. Лицо её было покрыто льдом. Она плакала, когда умирала. Она заползла раненая в этот относительно герметичный отсек, и закрыла дверь, чтобы спасти своё дитя. Прижимала его к себе, чтобы согреть последним своим теплом. Слышала его плач, её блузка тоже заледенела от слёз ребёнка, и плакала сама. Ей было очень больно умирать, но не от ран, а оттого, что умирал её ребёнок, а она не могла ничего сделать. Она знала, что у неё особенный ребёнок, и от этого было ещё больнее. Страшная смерть, и в ней повинен я.
Я прикрыл младенца шалью. Послышались шаги. Я быстро вышел и закрыл дверь отсека. Тут же передо мной появился напарник, – всё чисто? – вопросительно посмотрел он на меня, не понимая, почему я не последовал сразу за ним.
– Да, – ответил я.
– В грузовом блоке тоже людей нет, пойдём к лейтенанту.
Кабина управления, где оказалось большинство людей, была полностью разгерметизирована и разрушена. Проникнув в неё, мы окончательно убедились, что экипаж и все пассажиры были мертвы. Собрав оставшиеся документы в кабине управления и капитанском отсеке, лейтенант и сержант пошли изучать груз, а нам приказали поискать документы и ценные вещи по другим отсекам. Я специально поделил места поиска с напарником так, чтобы тот ужасный отсек выпал мне. Никто больше не должен нарушить покой великой любви и скорби, в том числе и я. Поразительно, глаза Младенца продолжали смотреть на меня сквозь реальность. И вообще, я был сам не свой, словно взгляд ребёнка убил жизнь во мне, оставив только боль, мучение… и может быть маленькую надежду на возрождение.
