Iliya Nemtsov (Nimits). „POTTER FROM MODI" IN"
TEL-AVIV, 2004.
© Сopyright с Iliya Nemtsov.
All Rights reserved by the Author.
Dr. Iliya Nemtsov. 1–8 Emek Dotan St.
71701 Modiin, Israel
965-90693-0-8
(с) 2013 Илья Немцов
Все права сохраняются за автором.
Период описываемых событий охватывает эпоху Эллинского и сменившую её Римского господства в Иудее.
Этот период характеризовался острыми конфликтами, сложным сплетением событий и человеческих судеб.
Многочисленные предания, литературные, археологические и исторические источники позволяют воссоздать зримую картину далекого и одновременного близкого нам времени.
Наше прошлое не кануло в Лету. Независимо от нас оно властно врывается в нашу сегодняшнюю действительность.
Без знания и понимания прошлого — будущее представляется мне туманной и тревожной неопределенностью.
Книга посвящена жизни нескольких поколений семьи горшечника из Модиина — Эльазара бен Рехавама.
Встречающиеся в трилогии имена и излагаемые события вымышлены, совпадения случайны. Вместе с тем автор стремился с возможной точностью и полнотой воссоздать действительность тех далеких лет.
Илья Немцов.
"Сохрани меня, Господь, чтобы я отдал тебе наследство отцов моих", — сказал Навот царю Ахаву, который хотел купить у него виноградник".
I Книга царей XVI,31.
Черепки…Осколки глиняных сосудов когда-то хранивших воду, зерно, оливковое масло, виноградный сок.
Эти черепки нередко остаются единственным говорящим свидетелем давно исчезнувших эпох.
Те самые черепки, множество которых разбросано в Негеве на холмах Авдата — древней столицы набатеев, на возвышенности Титура, что раскинулась в округе Модиина, на окраинах ныне восстановленной деревни Хасмонеев.
Эти черепки бережно выуживают из Священной земли Иерусалима или из многослойного пирога раскопок Мегиддо, Гезера, Бет-Эля.
Они доходят до нас, подобно лучам света давно погасших звезд. И, подобно этим лучам, несут в себе важные вести о бушевавших войнах, о бесконечных нашествиях, о разрушениях и пожарищах.
Именно эти черепки донесли до нас сведения о том, как когда-то люди жили на земле легендарного Модиина. Что было их хлебом насущным, каковы были их интересы, мечты и судьбы.
В этих черепках закодированы мастерство, поиск и особенности самоотверженного труда горшечников, гончаров, керамистов тех времен.
Одному из таких гончаров и посвящено наше повествование.
Имя гончара, как гласит придание, Эльазар бен Рехавам.
Луна над Аялонской долиной
(Предисловие)
Глядя из Модиина на замершую в ночном небе лампу луны, мгновенно вспоминаешь восклицание Йошуа Бин-Нуна: "Солнце, стой над Гаваоном, луна над Аялонской долиной!", и без всякого ориентирования по компасу узнаешь, что ты находишься в самой пуповине исторических событий тысячелетней давности, вышедших на всемирный уровень, ставших еще одним, после Исхода из Египта, пьедесталом выхода человечества из рабства на свободу.
В этот ночной час, еще до взгляда на луну, ощущаешь особый оливково-сосновый, я бы сказал, олеографический запах окружающих долин и всхолмий Модиина, с такой любовью привнесенной и пронесенной Ильей Немцовым через трилогию своих романов — "Гончар из Модиина", "Возвращение" — ("На круги своя"), "Багровый закат".
Да, у этой самой земли, выбранной автором не только, как место жительства, но и как место в Истории народа Израиля, незабываемые имена: Земля Обетованная и Святая. Она бы пахла, как лубок, выписанный маслом, которое еще не просохло и стекает с кисти, как только вышедший из обжига керамический сосуд. И эти запахи пробудили бы в памяти особый цвет неба этой земли, особую свежесть мирта и речной вербы к празднику Кущей, особый ликующий хор птичьих голосов на раннем рассвете по дороге на раскинувшийся недалеко, на холмах, Иерусалим. И в полном покое души и природы можно было бы листать страницы истории богоизбранного народа, так же, как истории других народов, если бы страницы эти не были сожжены, если бы сквозь тысячелетия, как сквозь эти долины и поверх этих всхолмий, до нас не докатывался ветер, пропахший гарью и смертью.
На этой сравнительно узкой полоске земли между Великим морем с запада и пустыней с востока, соединяющей Азию и Африку, без конца сталкивались державы древности. Памятью этих бесконечных столкновений и кровопролитий стоят развалины Мегидо, двадцать раз сожженного и восстанавливаемого, начиная с 4000 лет до новой эры, ставшего для всего мира символом окончательной борьбы между сынами света и сынами тьмы: Гора Мегиддо — Ар Мегиддо — Армагеддон.
Но ведь речь идет о двадцати срезах человеческой жизни, со сменой поколений, любовью и разочарованием, проблемой отцов и детей, и, главное, защитой от чужеземных полчищ, без конца идущих с юга на север и с севера на юг, которые жизнь твою в грош не ставят.
Таков и срез жизни в поколениях горшечника из Модиина Эльазара бен Рехавама, жизни, освещенной и освященной именами родившихся здесь, в Модиине великих Маккавеев — отца Матитьягу и его сыновей Иегуды, Шимона, Эльазара и Ионатана, в отличие от пророков, начиная с законоучителя Моисея, людей из народа, мужество которых, сумевших разгромить хорошо вооруженные и оснащенные войска Антиоха Четвертого Эпифана на крутом спуске с Верхнего Бет-Хорона к Нижнему, совсем рядом с Модиином, по сей день потрясает весь мир, и в свое время породило обширные Хроники — четыре Книги Маккавейские, объявленные католической церковью Богодухновенными и включенные ею в Катехизис.
Но в этих эпохальных всемирных завихрениях событий, хроника жизни отдельной семьи горшечника из Модиина вовсе не выглядит чем-то мелким, незначительным, лежащим в стороне от столбовой дороги Истории, залитой кровью. Именно из корней такой семьи выросла та стойкость, которая позволила не покориться рабству и добиться свободы и права жить по законам своих предков.
С первых строк трилогии, за всеми перипетиями существования, забот жителей Модиина как черный, трагический, медленно надвигающийся в течение трех романов фон, стоит угроза быть уничтоженными, стертыми жерновами держав — наследниками империи Александра Македонского, безумными и жестокими императорами Рима, такими, как Нерон, Веспасиан, Тит. Этот грозно стоящий вдалеке вал позже или раньше должен разрядиться и подобно цунами, снести всё и всех на своем пути.
И начиная свою трилогию, Илья Немцов все время держал в уме эту угрозу и всеми силами души старался её сдержать. Это и создало внутреннее напряжение развивающегося текста и трагическую целостность трилогии, хотя надежда, теряя на глазах свои позиции, пыталась со всех сил сопротивляться.
И финал напоминает мне пустынный берег в Датском королевстве после того, как все герои трагедии, Гамлет, стерты из жизни, и пустота празднует свой триумф.
