у меня здесь млечный.
окна настежь. подоконник дремлет,
приходили гости, заварили мяту-
станет чуть прохладней. вытекает лето-
оставляет яблок одинокий праздник-
розовая кожа. завтра понедельник-
годы хлещут. ливнями и смогом.
застревают в горле. шансов нет согреться-
подержав хоть за руку тебя часок —
подышать в коленца, стоя на коленцах.
солнца было мало и не давят сок.
завтра понедельник. простынёю мокрой.
островами в море. подышать в коленца
и узнать как пахнет твоя кожа у запястья.
это моё счастье.
это моё счастье.
засыпай, дружок.
пусть приснится счастье.
пусть приснится мама.
пусть приснится бог.
я больше не люблю тебя —
нельзя любить пустоту-
она пилит звенящим сухим стеклодувом-
ежедневные люди в день ото дня
не приходят ко мне за черту
умирать. им не мыслимы твои губы и скулы.
я больше не люблю тебя-
как нельзя любить лёд-
он раскалённей молота на кузнице.
ежедневные люди в день ото дня
наживо шьют себе рот-
мы же посмертно целуемся
скажи, что «всё. конец.» —
лёд полоснёт по венам-
и выдохнет рассвет
черёмухою в небе-
укажет янтарём
на жизнь-
взлохматят чернозём
стрижи.
скажи, что всё-конец-
я соберусь в дорогу-
и лягу на земле
под водостоком-
пар выплюнет корабль над небесами:
«как жаль, что не случилось счастья с нами» —
и уплывёт под парусами.
снег полосуют чьи-то сани.
чужие сани полосуют июльский снег.
пробило:( до кости) за-пол-лета:
трусливой шавкой подвывает затхлый двадцать первый век.
на смерть Поэта ждут приход Поэта.
я гужу как труба,
как бутылка из-под стекла-
пустая тара, —
знаю, ты так умеешь.
ты сам как труба-
я проточной водою
/и дождевой, конечно,/
по тебе с неба упала и текла
в озеро прозрачное голубое.
красивое-красивое-сияющее
как твои зелёные глаза,
суть не в колоре-
знаешь, что хотела я тебе тут рассказать-
твоим именем всё чаще – чаще
меня люди стали называть-
горе?
(-я крылья дал – я их и отрублю-
в бегах для крысы крылья не уместны.).
тебя легко выдернуть из своей жизни.
как пустоту и скуку-
как -не-любовь.
это не мой дом, не моя стихия.
три года большой срок, а шесть значительный.
я не горюю об этом времени-
у меня осталась музыка и слово, честность и прозрачность. развитие.
данность бытия.
но что осталось у тебя?
переиздание тебя?
из пространства пустоты я слышал звук твоей крови.
я слышал образование морщин в твоём лице.
каждый луч, каждый трепет, колыбельные соулы, —
из пространства такой звенящей боли
как в телескоп все звезды-великаны-танцуют-падают в ладони-
целуются щекой к щеке-
но из пространства пустоты враньё выдаёт свой истинный грязный чёрный,
хоть у него и задан белый прицел.
я легко тебя выброшу.
я не старьёвщик и не люблю пыль и тоскливые бесполезные предметы-
просто жаль, что эта история обретает неприятный вкус во рту \помпезный флёр трагической\-
но нет любви без соития. без взаимообмена. без лета.
без соучастия. без соприкосновения. без заботы и без жертвования-
такая не моя родная вселенная.
такая твоя – с переизданием товарного ушедшего-
вот только у Поэта
такая-
посмертная и через повешение
где за каждый твой сказанный слог твоя деятельная поступь и ответ?
я устал отстреливать твои фантомные боли как старую седую кривоногую шавку-
но ты снова и снова тащишь кастрюли и большую жратву в свои достойные оппоненты,
а я, дурень, приготовил музыку высших сфер, любовь, поэзию и шахматы.
выбираешь путь леди, клеймишь меня пубертатом —
клейми. (но!) следуй безупречно и последовательно этой идее —
навсегда и безвозвратно.
как подобает истинной леди.
не оборачиваясь на тени.
и не мечись, как шлюха припортовая-
между дальним отсеком и капитанской каютой-
не работает прежняя тактика, увы, дорогая,
терпит кровавый крах и порождает
лишь жалость да навевает скуку.
да и невежественно путает.
не соразмерна с сегодняшним утром.
итогом-вот, приехали: я яростно гневлив
и рот мой источает яд —
но путь к себе, любимая моя, – он путь вперёд —
он путь любви —
и не назад
ты весь перепродался. ты весь переобулся.
суй гнездо в песок страусом-
оборудуй бункер-
трусость перевесила-
счастье пере*бано-
ни черта не сделано-третий год обещано-
ложь ушла в лицо- поселилась в скулах-
в нелепой мантии-
к такой-то матери, —
к такой – то матери-
давай корми четвероногих.
борозди борозды и не делай паузы-
знаки препинания-и не препинай меня
своим прошлым пошлым старческим-
своим детством дивно сказочным-
своим драным пьяным отрочеством-
и двупарным одиночеством-
раздай юродивым-убогим.
но боле-
никогда-
– от боли-
никогда-
не играй со мной на минном поле.
а что до всей этой унылой топорной простоты дурацкой-
что пародийными стишками в мозг мне шерят и клацают-
мне милее запить в кабацкой-и даже шлюхой кабацкой-
и полечь в братской/
за ненадобностью никому-
и тебе-как по факту выходит-
оставайся на том берегу-
занимайся позёрством-
плюй на озерцо-
пусть задохнётся.
почитай святых отцов
на своей не-родине-
воспевай заграничных литер.
и в конце всех мыслимых концов
протрезвей и вой-
от того, как глыбой воск-
твой \теперь холодный\ позвоночник
продал питер
и любовь
две тысячи семнадцать год ровно в половине лета
ты зачем приходила-будила меня-
я слилась с песчаным дном и полынья-
что прорезь окна, чтоб подглядывать сквозь мрак,«на чём свет стоит».
а теперь, как хочешь-так и заживай-
мне не рассказали, что за швом зеркал\
никогда никто меня не спасал\не зашивал-
и теперь растревожен мировой океан и вовсю болит.
отчего не оставила якорей,
чтобы вытащить и обогреть,
достать, вынуть, разобрать и посмотреть,
из каких турбин сочит моя тоска, —
из каких пробоин хлещет мартом и мироточит медь,
с какого точного угла я начинаю тлеть..-
из какой дыры бьёт нефть, пульсируя у левого виска.
– ты зачем приходила- вертела хвостом-
я была на дне- теперь дно вверх дном-
и теперь под плавником дробят куплеты… -….
исчезла полынья, растоплены моря\да в полымя\-
бушует океан-и он себя убьёт.
две тысячи семнадцать: год:
ровно: в половине: лета.
Сроки вышли за молодость-
Кровь начинает бродить и кваситься.
Ты не приблизился ни на пядь волос-
А обещал упасть в меня.
Обещал рухнуть замертво,
Чтоб никто не отлепил.
Сроки вышли за море-
Синь истлела в пыль.
Чайка отлетела кубарем-
То ли с дури, а то с дуба ли-
все эти мессенджеры и никнеймы
не прорубили мне ни одного окна
кроме дыры в моей телогрейке
не оставив даже дна/
и кто бы подал мне руки
и поговорил с человеческим лицом\
когда губами обожжешь мне губы и
прочтёшь свои новейшие последние
и обо мне стихи – я дёрну за кольцо
грубостью закидали сердце.
сердце давится камнем.
воздуха нет – не прореветься-
истерзанный остриями
изнутри хребет до горла пикой
с ожиданьем смотрит в небо
через рот акульим криком
тишина пускает стебель
собери меня в тело- я рассеялся в прах.