ГЛАВА 1.
Человек в легком сером пальто взирал на Барселону с горы Тибидабо. Сильный ураганный ветер, нагнавший туч на город, порывами орошал все вокруг холодным, не по-весеннему колючим дождем. Опавшие цветы покрывали смотровую площадку фиолетовым ковром. А полы его сухого пальто не шевелились от ветра, да и сам он, казалось, не замечал бури вокруг.
Тот самый парень, что отдал кулон Избранной Насте, приблизился почтительно сзади, встал рядом так, чтобы его присутствие стало заметно.
- Габриэль наказан, - доложил парень.
- Что он натворил? - раздался тихий, ровный голос.
- То же, что и большинство, - парень опустил голову. – Он старался «сохранять дистанцию» и «не вмешиваться». В результате проявил халатность и допустил появление Ноктурны.
- Не казни его слишком, Рафаэль.
Парень дернулся.
- Я не казнил... ну, самую малость.
- Что ты придумал? – с любопытством спросил его собеседник.
- Забрал его память и оставил ему ровно столько, сколько необходимо, чтобы найти Избранную.
- Хорошо. Нашел?
- Пока нет, он рядом, но еще ничего не понял.
- А поймет? – собеседник глянул на парня, и тот уловил в мимолетном взгляде смех.
Парень пожал плечами.
– Что ж, мы сделали достаточно, Рафаэль, - мягко успокоил его собеседник. - Теперь понаблюдаем.
Рафаэль некоторое время стоял молча, но потом не выдержал:
- Можно ли мне спросить?
Его собеседник улыбнулся уголком рта, так, чтобы архангел этого не увидел.
- Ты уже спрашиваешь.
- Почему Ты любишь его?
Он не называл имени. Но они оба знали, что речь не о Габриэле.
- Он тот, кого все ненавидят. Кроме тех, кто понимает его. А я понимаю его, как никто другой.
- Но ты наказал его вместе с остальными. Отказался от него, свергнул. Не понимаю… Какая разница между ним и остальными?
- Иногда, чтобы научить ребенка плавать, любящие родители бросают его в воду. Когда-нибудь ты все поймешь, Рафаэль.
- Мне его не хватает, - архангел с грустью посмотрел на город.
- Так кто тебе мешает?
Рафаэль внимательно посмотрел своему собеседнику в глаза.
- Но разве... Разве можно нам...
В почти прозрачных от внутреннего света глазах собеседника он прочел ответ:
- Я никогда не запрещал.
Весь мир, казалось, сошел с ума. Где-то стояла дикая жара, кого-то заливало дождями, бури и смерчи разрушали целые страны, землетрясения и цунами грозили окончательно стереть с лица земли многочисленные населенные пункты. Катастрофы случались одна за другой, предсказать, где случится следующее несчастье, было невозможно. Каждый день агенты слушали новости, все больше впадая в уныние: поиски балерины пока ничего не давали. А вот Ноктурна все чаще напоминала о себе.
Граф Виттури был рядом, но наедине с ним Настя больше не оставалась. Отчасти потому что сама боялась этого. Она знала, что большего ей не дано. Ведь тот поцелуй она выпросила у него. Вот и довольно. Он пожалел ее, пошел ей навстречу. Просить большего не нужно.
Она начала замечать за собой странную необходимость время от времени бывать на природе. Это было похоже на голод: ей остро порой было нужно оказаться в лесу или у моря. Первое время было неудобно просить об этом агентов, но однажды, когда они с Ликой готовили чай на кухне, она покачнулась от слабости, Лика вскрикнула, рассыпав заварку, бросилась к Насте, сползавшей на пол. Это было не головокружение, а просто ощущение отсутствия сил, словно она очень давно не спала и не отдыхала. Граф Виттури оказался рядом. Подхватил ее и крикнул Сержу, что нужна машина.
Они отвезли ее на гору, что совсем рядом с Барселоной, и пока Настя приходила в себя, граф Виттури отчитывал ее сухо и зло:
- Настя, в следующий раз предупреждай, мы будем вывозить тебя в любое время, в любую погоду.
- Но что со мной?
- Ты все больше зависишь от сил природы, - рука графа мимолетно коснулась ее щеки. – Слишком много затрат эмоциональных и физических. Тебе необходимо пополнять энергию.
Они еще долго сидели с ней там в лесу, переговариваясь о последних событиях, пытаясь нащупать след Ноктурны во всех происходящих катаклизмах.
Так и повелось. Два-три раза в неделю Настя ездила в горы с Ликой, графом и Сержем. Иногда вместо Сержа был Диего, иногда Габриэль. Итсаску целыми днями сидела в базах данных.
Чем чаще Настя попадала из города на природу, тем больше начинала чувствовать ее иначе.
Прикасаясь к дереву, она чувствовала движение соков внутри, начинала понимать, что от разных деревьев энергия идет разная, где более вязкая, где более легкая. Когда она входила в воду, то тоже ощущала, как вода забирает из нее ненужное, пережитое, переработанное, а взамен словно обновляет ей кровь. Когда касалась земли, она чувствовала себя частью ее, словно распадалась на камни, глину, песок…
Это приводило ее в такой восторг, что она даже рассказала об этом графу Виттури. Тот слушал, слегка улыбаясь, внимательно разглядывая ее, убеждаясь снова и снова, что она - иная, как города, что зовут ее к себе. Ни одна земная женщина не могла так спокойно общаться с ним после сближения, и это успокаивало его и в то же время раздражало. Как ангел, он восхищался ее стойкостью и контролем перед соблазном, а как демон все больше испытывал желание искусить снова. Ее природа была абсолютно человеческой, но дары Старой Матери раскрывали в ней самые лучшие качества, перерабатывали ее человеческую природу и соединяли ее с природой куда более древней и мудрой, полной огромной силы и энергии. А ее способность видеть призраков восхищала и вносила сумятицу в повседневную жизнь: было забавно смотреть, как Настя с серьезным видом спорит о чем-то с пустотой или смеется, очевидно, удачным шуткам Папы Римского, в последнее время призрак и девушка стали друзьями, и это тоже делало ее особенной.
И порой, когда он слышал ее смех, что-то болезненной пружиной срывалось внутри, гадюкой жалила мысль: она умрет. Она, та что теребит кончик своей косы и прикусывает губы, когда задумывается. Та, что смотрит всегда такими грустными глазами, серьезно, открыто и честно. Дитя, которое доверчиво идет к нему, когда больно. И яростная, свирепая волчица, которая мелькает в ней иногда во время боя или спора. Она умрет.
Вечность тогда представлялась ему еще более мучительной, чем раньше, и он сам не мог понять, почему испытывает ярость и желание крушить все вокруг. И в эти моменты он взвивался в небо, искал бури, которые теперь так легко можно было найти, врывался в самое сердце их, рвал и метал, крушил и разворачивал воздушные потоки, орал от ярости и обиды. И когда он возвращался на землю, то горел ненавистью к Насте, такой сильной, что пару раз от решающего шага его спасало только воспоминание о ее просьбе не убивать ее напрасно. И если бы можно было принести ее в жертву на какой-нибудь алтарь, он бы уже давно приволок ее туда за волосы и перерезал ей горло. Лишь бы решить самому, лишь бы не ждать ее гибели. Но он обещал. Хитрая девчонка как чувствовала его. Знала его лучше, чем он сам. Единственное, что дорого для Демона – это слово, данное им самим.
