Майкл Робертс, Грейс Коддингтон - Grace. Автобиография

Другие произведения Грейс Коддингтон:

Grace: Thirty Years of Fashion at Vogue («Грейс: Тридцать лет моды с Vogue»)

The Catwalk Cats («Кошачьей походкой») (в соавторстве с Дидье Малижем)

Это я, пухлощекая будущая модель, здесь мне четыре или пять лет.

Одна из моих многочисленных стрижек, около 1954.

Моя первая модельная открытка, которая победила на конкурсе в Vogue, 1959.

Моя знаменитая пятиконечная стрижка от Видала Сассуна. Фото: Дэвид Монтгомери, 1964.

Мой авторский художественный макияж. Фото: Жанлу Сьефф, 1966. © Из коллекции Жанлу Сьеффа. Из архива Vogue © The Condé Nast Publications Ltd.

Я в качестве приглашенной модели на показе Ива Сен-Лорана, ночной клуб Maunkberry в Лондоне. Фото: Энтони Крикмей, 1970.

На съемке в память об Эдварде Уэстоне, Белпорт, Лонг-Айленд. Фото: Брюс Вебер, 1982.

Фотографы собрались отпраздновать выход моей книги «Грейс: Тридцать лет моды с Vogue». Слева направо: Марио Тестино, Шейла Метцнер (лежа), Эллен фон Унверт, Стивен Кляйн, Энни Лейбовиц, Алекс Шатлен, Херб Ритц (сидя), Брюс Вебер, Крэйг Макдин (у стены), Артур Элгорт, я, Дэвид Бэйли, Питер Линдберг. Фото: Энни Лейбовиц, 2002.

Моя самая «худая» фотография. Для итальянского Vogue со взятой напрокат кошкой. Фото: Стивен Майзел, 1992.

Вглядываясь в будущее, Лондон. Фото: Вилли Кристи, 1974.

С Дидье на вечеринке Vogue, Нью-Йоркская публичная библиотека. Фото: Марина Скьяно, 1992.

Впервые я узнала о фильме «Сентябрьский номер» – благодаря которому, собственно, я и стала известна – от Анны Винтур, когда однажды она позвала меня в свой кабинет в редакции Vogue и будто между прочим обронила: «Да, я договорилась со съемочной группой, они придут снимать про нас документальный фильм». Первоначальный замысел фильма ограничивался съемками подготовки бала в Институте костюма Музея Метрополитен, но постепенно обрастал новыми идеями. Теперь режиссеры хотели снимать все совещания, споры и склоки, которые сопровождают процесс рождения сентябрьского номера журнала, главного в году. Они собирались нагрянуть в наш офис и наблюдать за всем, что происходит в его стенах. Я даже слышать об этом не желала. Как креативный директор журнала, я была занята массой куда более важных дел. Да и как можно проводить фотосессии, когда рядом крутятся посторонние? «Только не рассчитывай, что я буду в этом участвовать», – сказала я, замечая, как тускнеет взгляд Анны, устремленный мимо меня в окно. У нее есть такая привычка: она теряет интерес к людям, когда они говорят не то, что ей хочется слышать.

Моя реакция на предстоящее вторжение была вполне естественной: я всегда считала, что каждый должен заниматься своей работой и не отвлекаться на эти новомодные глупости из разряда «хочу стать звездой». Уже потом я узнала, что продюсеры почти год уламывали Анну, прежде чем она сказала «да». Уверена, она согласилась только из желания показать, что команда Vogue – не сборище болванов, издающих мусор. К тому времени фильм «Дьявол носит Prada» уже изрядно подмочил нам репутацию, выставив мир моды в самом нелепом свете.

В процессе съемок киношники так и вились вокруг в надежде завоевать мое расположение и склонить к сотрудничеству. Они уже были наслышаны о моей несговорчивости (и в самом деле, я решительный противник интервью), но все равно продолжали стучаться в мою дверь, приглашая к участию в съемках. Они были удивительно милы и любезны, но я твердо сказала, что меня все это не интересует, и попросила не маячить перед глазами и не мешать мне работать. Ненавижу, когда за мной наблюдают; так и хочется отогнать непрошеных зрителей, будто назойливых мух.

Дверь моего кабинета оставалась плотно закрытой. Я наговорила кучу грубостей режиссеру Р. Дж. Катлеру, и на протяжении почти шести месяцев мне удавалось избегать попадания в кадр. Они снимали в гардеробных, и я слышала доносившиеся оттуда возгласы: «О, как мне нравится это красное платье» или «О да, думаю, Анне оно придется по душе» и прочий вздор, который обычно произносят на камеру. Потом съемочная группа сопровождала нас на Парижскую неделю моды. Это был настоящий кошмар. Они постоянно путались под ногами, расталкивали нас локтями, чтобы только сделать снимок Анны. На показе Dior оператор Боб, пятясь, чтобы запечатлеть ее в движении, отдавил мне ногу. Это стало последней каплей. Тут уж я не сдержалась. «Между прочим, – крикнула я, – я тоже работаю в Vogue!» Они старались запечатлеть каждое мгновение в жизни Анны – как она сидит в первом ряду, наблюдает за показом и эмоционально реагирует на увиденное… Мне показалось, что это уже перебор. К тому же я заметила, что у Анны в петличке появился микрофон. Это создавало дополнительное препятствие для нашего общения, поскольку теперь она была вынуждена следить за своими словами.

И тут мне вспомнилась старая мудрость: «Не можешь победить – присоединяйся». К тому же Анна затащила меня к себе в кабинет и сказала: «Им нужно снять для фильма, как ты проводишь фотосессии. Покажи им, как ты работаешь. И на этот раз без возражений, пожалуйста. Все, разговор окончен». Что ж, меня загнали в угол. «Но если ты вставишь меня в фильм, то услышишь то, что тебе не понравится, – предупредила я. – Притворяться я не умею. Я буду сосредоточена на съемке и могу выпалить все, что в голову взбредет». (На самом деле я, конечно, думала, что, даже если позволю себе нелестное выражение, его непременно вырежут – вот почему на протяжении всего фильма я ругаюсь, как извозчик.) В прошлом мне уже доводилось участвовать в съемках документальных фильмов о мире моды, но усилиями монтажеров мое появление на экране неизменно сводилось к минимуму.

Я была в шоке, когда впервые увидела окончательную редакцию фильма. Меня было слишком много. Позже один из членов съемочной группы сказал мне, что могучая динамика наших с Анной отношений придала фильму особый драйв. В редакции прошли два просмотра. Думаю, Анна не хотела смотреть фильм вместе с нами. Я была на первом сеансе с модельерами; она пришла на второй с писателями и прочими интеллектуалами, чьим мнением, наверное, дорожила больше. Мы с замиранием сердца расселись перед экраном, пытаясь вспомнить все, что наговорили в камеру за долгие месяцы съемок: с тех пор мы не видели ни одного кадра, лента пролежала в монтажной комнате почти год.

Теперь я знаю, что из всего этого вышло, и могу от души посмеяться. Как бы то ни было, в фильме я получилась живой и искренней. Хотя, должна признать, меня в нем действительно многовато. Я так и не услышала мнения Анны о фильме. Ни разу. Знаю лишь, что неодобрения она не высказывала – как, впрочем, и особого восторга. Единственное, что она сказала после просмотра: «Пусть Грейс займется прессой», после чего удалилась. Однако она все-таки посетила премьерный показ на кинофестивале