Пролог
Ночь выдалась страшной и совсем неподходящей для того, что сейчас происходило за резными дверями покоев. Непогода буйствовала вовсю. Молнии то и дело вспарывали небо. Казалось, еще немного ближе – и они подожгут какой-нибудь из шпилей наверху. С куполов крыш нескончаемым потоком лилась вода. Её стена была такой плотной, что сквозь невозможно было рассмотреть даже находящиеся вблизи объекты. И только многолетнее соседство с ними помогало угадывать смутные, искаженные дождем и кажущиеся почти незнакомыми очертания сада, статуй в нем, домов соседей вниз по холму.
Громыхало так, что у сиртингина закладывало уши, а мраморная бахрома на арочных порталах террасы дрожала и норовила осыпаться прямо Варлу под ноги. Сиртингин хмурился, то и дело мерил размашистыми нервными шагами террасу и рассеянно поглаживал свою темную курчавую бороду. Не к месту думая, что за сегодняшнюю ночь в ней точно пробьется седина.
Высокий, статный, казалось, мужчина сгорбился и постарел, переживания истрепали всю душу и усугублялись всякий раз, как он слышал надрывные, полные страдания крики жены.
Боги всемилостивые, помогите ей. Ибо если что-то случится, не знаю где возьму силы, чтобы пережить это.
Он прекрасно помнил миг, когда два года назад впервые увидел Адалию. Худющая грязная оборванка, она не вызывала ничего, кроме жалости и омерзения. Но едва Варл взглянул в необыкновенно синие, чуть раскосые глаза, как понял, что пропал навсегда. Купив рабыню, что отнюдь не входило в планы на тот день, синдирин привез ее домой.
Отмытая, накормленная, убежденная в том, что теперь находится в безопасности, девушка явила поистине редкую красоту. Как оказалось, под рваным рубищем скрывалось изящное тело. Грязные патлы превратились в длинные локоны такого светлого оттенка, которого, пожалуй, и не встретишь по эту сторону Архипелага.
Кроткий нрав, недюжинный ум как-то естественно и логично способствовали тому, что за один взмах ее ресниц, за взгляд, адресованный только ему, вскоре Варл готов был отдать все на свете. И таким же логичным и не в меру обсуждаемым стал тот неслыханный и невиданный доселе факт, что хозяин – более того – сиртингин! не только даровал рабыне свободу, но и ввел в свой дом как жену и госпожу.
Общество не то чтобы всколыхнулось – оно вздрогнуло от такой беспрецедентной дерзости. Но Варлу было плевать. Он любил. Так, как никогда и никого и ни разу не пожалел о своем решении. Адалия стала тем самым лучшим, что было в строгом и жестком сиртингине. Она пробуждала в нем лучшие человеческие качества и утраивала их, как и потребность видеть, слышать, касаться, просто быть рядом. Адалия как-то сразу и бесповоротно стала самым важным из того, что у него было. Стала его жизнью.
И теперь эта жизнь мучилась и угасала там, за дверью. Сколько раз сильный духом сиртингин замирал в страхе от ее криков. Сколько раз за сегодняшнюю ночь рассудительный и умеющий себя контролировать ван размашистыми нервными шагами направлялся к дверям с намерением ворваться в покои. Сколько раз одергивал и останавливал себя.
Сейчас он ничего не мог сделать: ситуация не поддавалась ни контролю, ни статусу, ни власти. Все было в руках богов и семейного врачевателя, который находился сейчас рядом с Адалией, чтобы облегчить ее страдания и обезопасить появление первенца на свет.
Когда Варл уже в тысячный раз возносил молитвы к небесам, внезапно все стихло. С похолодевшим затылком сиртингин впился пальцами в белый мрамор парапета, у которого стоял. Ветер, до того безжалостно гнувший деревья и дождь, шквалами воды заливающий террасу – все вдруг прекратилось и замолкло. Да так внезапно, что Варлу показалось, будто он оглох: такая тишина разлилась вокруг. И в этой тишине мужчина вдруг осознал, что не услышал первого крика ребенка. Вообще ничего не услышал.
По затылку вмиг побежали холодные искорки, коля страхом, обливая спину ледяным потом. Не в силах больше терзаться Варл ринулся к двери, но та внезапно распахнулась сама, и появившаяся на пороге служанка сделала приглашающий жест.
Сиртингин на негнущихся ногах переступил порог. Полумрак просторной комнаты, все ее пространство, казалось, пропахло кровью. И даже десятки свечей, ароматы сандала и роз не могли развеять ощущение мук. Варл подошел к ложу. Прислужницы перестали суетиться вокруг и тихо замерли у стен. Лысеющий уже врачеватель омывал руки в тазу. И вода в нем казалась багряной в отсветах неверного пламени светильников.
–Как она?
–Все прошло хорошо, ван сиртингин. Долго, но хорошо. И ванни, и ребенок в порядке. У вас дочь. Поздравляю.
–Тебе огромная моя благодарность, достопочтимый Рост, – два перстня с огромными камнями и увесистый кошелек перекочевали в еще дрожащие от усталости руки старого лекаря. Тот с достоинством поклонился и вышел из покоев.
Прислужницы расступились перед ложем, и сиртингин наконец смог подойти к жене. Измученная, но счастливая та взглянула на мужа.
–Я думал, сойду с ума, пока это случится. – Варл поцеловал свою женщину, пригладил взмокшие на висках волосы. – Как ты, моя ванни?
–Все хорошо. – Кивнула на резную люльку под тонкой кисеёй. – Посмотри, какая она красивая.
Ван Варл в нерешительности откинул прозрачный балдахин. Драгоценный сверток слегка пискнул, и из-под расшитого золотом покрывала высунулась маленькая ручка. С такими крохотными пальцами, что у строгого сиртингина защемило сердце перед этой беззащитностью. Взяв дитя на руки, почему-то забыл, что нужно дышать. Пальцы Варла задрожали, когда тот коснулся темных завитков на голове, вдохнул теплый, по-родному уютный запах своего ребенка. А взглянув в необыкновенно синие, чуть раскосые глаза, сиртингин – гроза юго-восточного округа – заплакал, сам того не замечая.
Чуть позже, сотворив все необходимые обряды и прочитав приличествующие случаю молитвы, Варл снова взял малышку на руки и, слегка охрипнув от волнения и важности момента, трижды повторил:
–Нарекаю тебя Дайон.
Глава 1
Если бы кто-то сейчас решил прогуляться по лесу, то наверняка на одной из тропинок наткнулся бы на незнакомца. Гибкой тенью юноша скользил между деревьев. Ветки густого подлеска стегали по лицу, но он лишь досадливо отмахивался и потирал на бегу ушибленные места. Длинный плащ с капюшоном скрывал фигуру, делал движения незнакомца смазанными. И казалось, будто быстрая тень скользит между деревьями, периодически меняя направление движения. Сапоги из самой лучшей кожи могли не только хорошо скрыть пару ножей в голенище, но и здорово заглушали шаги. Потому сравнение с тенью возрастало в своей реалистичности вдвойне.
Быстрые ноги несли молодого человека вверх по известной только ему одному тропе. Еще немного, и спешащий паренек окажется у вершины холма, где среди сочной зелени садов расположились особняки знати. Их светлые стены ярко контрастировали с густой сенью деревьев и ухоженных лужаек.
