Скажите, не кривя душой: что вы подумаете о женщине, которая отдалась мужчине за тарелку супа? Мужчине, который к тому же еще и враг ее страны, ненавидящий ее Родину и вносящий свою лепту в дело растаптывания ее народа.
Конечно же, вы не задумываясь назовете такую грязной дешевой шлюхой без малейших моральных принципов. Вот только чего стоят принципы, когда ты – маленькая соломинка, оказавшаяся брошенной в слишком сильное течение?
Когда-то они у меня, конечно же, были. Именно из-за принципов я оказалась в числе тех, кто пошел добровольцем, когда Третий Рихар империи Дойрес объявил войну моей родной стране. Тогда, в те дни, перед моими глазами то и дело мелькали возвышенные пропагандистские плакаты, которые призывали не дать захватчикам топтать родную землю. И я, преисполненная национальной гордости, прошла быстрый курс военной подготовки в королевских войсках, после чего с оружием в руках отправилась на фронт. Я была горда собой, и мои родители, друзья и близкие были горды за меня.
Вот только довольно быстро я поняла, что в войне нет и капли чего-то, даже близко напоминавшего гордость. Нет ничего героического или возвышенного. Потому что обычный рядовой был там не более, чем беспомощной песчинкой, которую туда-сюда кидал ураганный ветер. С баррикады на баррикаду, по команде – просто бежать, куда указывает командир, и стрелять туда, куда он приказывает стрелять. В результате так уж вышло, что мой отряд был в числе тех, кого бросили на закланье ради отвлекающего маневра, чтобы основные войска, проиграв бой, смогли отойти с минимальными потерями, переправившись через пролив на Острова королевства. Родина, которую я так стремилась защищать, просто выбросила меня, словно мусор.
Но вопреки статистике, по которой солдаты моей армии мерли как мухи, я не погибла в том бою. Меня взяли в плен… и я бы наверное, в прежние времена, даже сказала, что лучше уж смерть, лучше б меня в самом деле тогда застрелили, чем все остальное, через что мне пришлось пройти! Вот только… вот только жить все равно хотелось. До безумия. Даже вот так, жалко и ничтожно. Трясясь в продуваемом сквозняками вагоне парового поезда, который вез скрипучие, воняющие нечистотами вагоны с военнопленными к трудовому лагерю. Вместе с сотнями, тысячами таких же жалких, голодных и грязных биоединиц, как я. С людьми, которые казались оборотням, высшей касте Дойреса, расой второго сорта; феями, в которых оборотни видели для себя привлекательных секс-рабов… и эльфами, официально провозглашенными воинственной империей низшей расой, которая подлежала полному уничтожению.
И вот о каких моральных принципах вы скажете теперь? Какие, к чертовой матери, вообще могут быть моральные принципы, когда тебя на одной из остановок поезда, заметив в щели меж досками вагона, вызвал к себе офицер. И двое крепких солдат, выносивших и выбрасывающих на снег тела умерших в дороге пленных, позвали тебя, потребовав, чтобы ты немедленно вышла к ним. Но вместо того, чтоб расстрелять (а выстрел в затылок казался самым логичным во всем этом аду), отвели в офицерский вагон. Где перед тобой открылась дверь в опрятное, хорошо отапливаемое купе, посреди которого на столике исходила паром тарелка супа! А рядом стоящий подтянутым мужчина – красивый, сероглазый, с пепельными волосами, в черно форме с серебряной отделкой, – сказал тебе, что этот самый суп будет твоим, если ты отдашься ему.
В этот момент я не могла думать о героизме, гордости или патриотизме. Все это казалось чем-то далеки, абстрактным и совершенно непонятным. А суп… суп – он же здесь, настоящий, теплый, пахнет! Как же на него не наброситься? Не схватить дрожащими загрубевшими пальцами ложку, не разломить ними же кусочек свежего, мягкого белого хлеба, и не есть все это жадно, задыхаясь от удовольствия? Ощущая, как горячий бульон течет по пищеводу, наполняя своим приятным теплом уже казавшийся ссохшимся желудок? В тот момент я понимала, что такое блаженство стоит моей жалкой, никчемной жизни! И просто переспать с этим офицером в обмен на него – все равно, что купить графский особняк за медную монету.
Лишь когда я, доев, вылизала тарелку и облизала ложку, офицер, все это время молча стоявший рядом, отчеканил – строго, словно хлыстом по спине:
– Надеюсь, на сытый желудок ты не передумала расплачиваться? Или мне теперь отодрать тебя силой?
– Нет, что вы, господин, – вздрогнув, прошептала я, с легким металлическим стуком положив ложку на столик.
– Отлично, – бросил мужчина. – Тогда сейчас тебя проводят в банный вагон и ты там хорошенько отмоешься, потому что от тебя смердит, как от свиньи, месяц мариновавшейся в собственном дерьме.
– Как прикажете, – дрожа, кивнула я.
Строгим армейским голосом офицер что-то крикнул на своем языке, после чего в купе вошли все те же двое солдат. Которые, грубо подхватив под руки, повели меня по ковровым дорожкам через офицерский вагон и вагон-ресторан, где на меня то и дело косо поглядывали ухоженные, чистые и сытые люди. Прямо к вагону, едва войдя в который, я ощутила жар и ударивший в лицо пар. Меня тут же проводили в одно из отделений, где стояла большая бадья с нагретой водой, и подтолкнули. Не медля, я поспешила стянуть с себя свою грязную, вонючую одежду, и погрузилась в пахнущую травами воду.
Мне показалось, что я попала в самые настоящие чертоги рая! Просто лежу на облаке посреди небес, и мое измученное тело поет, ощущая приятное тепло, скользящее, распаривающее, уносящее от меня всю грязь, которая, казалось, намертво к нему приросла. Некоторое время я просто лежала в этой воде, не в силах даже пошевелиться. И лишь услышав недовольный крик одного из солдат – взяла в руки намыленную мочалку, которой принялась усиленно оттирать кожу, отмывать волосы и вычищать грязь из-под ногтей.
Когда я закончила, на меня накинули мягкий банный халат и выдали настоящие теплые тапочки. А затем повели обратно. К тому самому вагону, тому самому купе, где на своей полке (больше напоминающей кровать) сидел тот самый офицер.
– Да, я так и думал, если тебя отмыть, ты ничего, – проговорил он, встав с места. И подойдя ко мне, грубо ухватился пальцами за мои скулы, продавливая и так впалые от недоедания щеки.
Получив четкий приказ на дойреском, сопровождавшие меня солдаты отдали честь и удалились из купе, закрыв за собой дверь. И тогда я осталась наедине с офицером… который не собирался ждать, прежде чем получить свою плату за суп.
Девственницей я уже, конечно, не была – с военнопленными женщинами этот вопрос решался довольно быстро. Прежде чем погрузить в вагоны вместе с другими соотечественниками, меня успели уже трижды изнасиловать… что было далеко не рекордом. Просто феи вызывали у оборотней куда больший сексуальный интерес, и так вышло, что рядом со мной девушек этой расы было немало. А в моих жилах их крови текла лишь четверть – феей была моя бабушка, к счастью не дожившая до начала этой кошмарной войны.
