ГЛАВА 2.
Театр был полон. Хотя до начала спектакля оставалось добрых полчаса, в партере и ложах собиралась публика. Многие покамест прохаживались по фойе, присматриваясь к приезжающим и встречая приятелей. Другие уже прошли на свои места, где шумно и оживленно общались, заодно рассматривая сидящих в ложах дам. Каждая подвергалась осмотру, обсуждению, а порой и осуждению. Одни рассматривали собравшихся исподтишка, бросая быстрые косые взгляды и если и разговаривали, то лишь намеками. Другие таращились открыто, едва не показывая пальцем. Дамы не оставались в долгу. Они, прикрывшись веерами, шепотом обсуждали мужчин, высматривали знакомых, возобновляли старые знакомства и пытались завести новые. Над зрительным залом висел гул голосов. Говорили сразу обо всем – сплетничали о знакомых и незнакомых, пересказывали свежие анекдоты, перемывали косточки начальству, сыпали комплиментами дамам, обсуждали политику.
Много доставалось и самому театру, а пуще того – пьесе «Снежная крепость» и ее автору, восходящей звезде отечественной поэзии и драматургии, Аристарху Данилевичу. Он прославился еще во время недавно завершившейся кампании, как автор патриотических стихов, баллад и песен, которые исполнялись не только в войсках, но и в светских салонах. После победы Данилевич не бросил перо. Многочисленные эпиграммы, сонеты, оды появлялись одна за другой. Не так давно он дебютировал как драматург. Пьеса «Снежная Крепость» была второй крупной его вещью, поставленной императорским театром.
Наиболее шумная компания собралась в партере в первых рядах. Гусары, уланы, егеря – около дюжины молодых людей собрались вместе, смеялись, шутили, спорили, хлопая друг друга по плечам. В их кружке находился и сам Данилевич, в своем уланском мундире.
В этот-то кружок и пытался прорваться Николенька Иваницкий, едва сумел оторваться от маменьки и кузины, которых сопровождал в театр. В партере толкались, окликали знакомых, двигались во всех направлениях, так что молодому человеку пришлось здорово поработать локтями прежде, чем он сумел прорваться в кружок военных.
- Добрый вечер, господа! – воскликнул он. – Прошу извинить за опоздание!
- О, Николя! Симпатяжка Николя! Наконец-то! Какими судьбами? – приветствовали его со всех сторон.
Симпатяжкой Николеньку звали еще в училище, за внешность. Поначалу подросток, а после юноша обижался, даже с кулаками лез, а позже и на дуэли стрелялся. Впрочем, юность поручика Иваницкого пришлась на завершение войны и первые послевоенные годы, когда каждый офицер пользовался успехом у прекрасного пола. И прозвище «симпатяжка» было дано скорее из зависти к его победам над женским полом. А с течением времени, обвыкнув, Николенька легко отзывался на это прозвание.
Что правда – то правда, природа одарила Николая Иваницкого щедро. Темно-русые кудри, карие глаза, правильные черты лица. К тому же ямочка на подбородке. А уж ресницы… даже родная матушка говорила, что ее младший сын чересчур красив. Но устоять перед обаянием Николеньки – как звали его до сих пор домашние – не могла, прощала сыну многие слабости и капризы.
– Как вы здесь очутились? – обступили его приятели. - Прежде у вас не замечалось такой горячей любви к лицедейству!
- Я и сейчас не слишком все это люблю, - отмахнулся Николенька с важностью юноши, который пытается изобразить из себя мужчину. – Просто к нам приехала погостить кузина Зизи, и маменька решила, что ей стоит показать наш столичный театр.
- Вот как? – промолвил один из его приятелей. – А мы-то уже думали, что вы стали заядлым театралом!
- Нет, господа, - шутливо раскланялся Николенька, - оставьте это для дам! Это все не для меня! Это все моя маменька. Представляете, она просто жить не может без театра! Не пропускала ни одной премьеры, и даже если пьеса ей не понравится, непременно пойдет на нее второй, а то и третий раз – чтобы было, что ругать в кружке своих приятельниц.
- О да, злые языки способны на многое, - ответил автор пьесы. – Не так уж важно, провалом или триумфом окончилось первое представление – окончательный успех или неуспех всегда ждет любое творение искусства только в салонах наших дам. Критикам можно и не ходить по театрам – достаточно побывать в двух-трех гостиных и добросовестно записать, слово в слово, то, что там говорят!
- Браво, Данилевич! Лучше и не скажешь! – воскликнули два-три человека. – Давайте за это выпьем!
На свет появилось шампанское. Остальные зрители с некоторым неодобрением косились на молодых офицеров, но помешать никто не пытался. Во-первых, они все были военными, что как бы отделяло их ото всех прочих. А во-вторых, среди них был сам Данилевич.
- Кстати, - со смехом воскликнул Николенька, сделав добрый глоток, - Данилевич, представляете, моя маменька просила, чтобы я вас ей представил! Я – вас! Представил!
- А почему бы и нет? – ответил тот с улыбкой. – Где они, ваша маменька и кузина?
- Там!
Николенька указал на ложу бенуара, где уже устроились две дамы. Гусары и уланы раскланялись с родственницами своего друга и однополчанина, рассматривая их обеих.
- А твоя кузина, Николя, недурна, - промолвил один из них. – Она замужем?
- Пока нет. Вас познакомить?
- Почему бы и нет?
Втроем они направились к ложе бенуара.
- О, как я рада, господин Данилевич! – графиня Наталья Александровна улыбнулась. – Ваши сонеты поразительны! А эпиграммы! Зизи записывает их все до единой в свою книжечку, - она с ласковой улыбкой посмотрела на племянницу, которая сидела, красная от смущения. – Знаете, она была бы так рада, если бы вы записали ей в альбом одно-два ваши стихотворения, но – какая жалость! – оставила его дома.
- Действительно, жалость, - галантно раскланялся начинающий драматург. – Я всегда старался исполнять желания дам!
- Но, может быть, вы бы согласились как-нибудь отобедать у нас? – продолжала графиня. – Мы принимаем по средам.
- Почту за честь, сударыня, - ответил Данилевич.
Графиня Иваницкая просияла, бросая по сторонам гордые взгляды. С некоторых пор Данилевич был очень популярен. Его не просто приглашали – на него звали, как зовут на праздник или на угощение. Конечно, он являлся не один, а в компании трех-четырех приятелей, так что многие незамужние девушки и их матери собирались на такие вечера, как на смотрины.
- Смотри, Аристарх, - встретили его друзья, когда поэт отошел от ложи, возвращаясь в партер, - неровен час, окрутит тебя какая-нибудь красавица!
- Пусть стараются, – отмахнулся тот. – У меня уже есть возлюбленная, и другой мне не надо.
- Да? И как же ее зовут? – откликнулось несколько голосов.
- Свобода, - без тени улыбки ответил тот.
