Запах смерти и гниения ударил в нос раньше, чем Никита увидел здание. Оно стояло, серая, беспросветная глыба среди высоких, колючих заборов, словно выросшее из земли чудовище. Тринадцать лет. Его жизнь рассыпалась в прах, когда отец, прокурор Баженов, человек, для которого закон был инструментом, а не принципом, отправил его сюда, под личиной элитного пансиона. "Биполярное расстройство. Риск развития," – прошипел отец, выговаривая приговор. Наследственность от матери, тайной связи, женщины, существование которой он старательно скрывал. Никаких симптомов, только отцовский страх перед потерей безупречной репутации.
Внутри царила кромешная тьма, прорезанная лишь тусклым светом редких ламп, подчеркивающих беспросветность окружающего мира. Коридоры казались бесконечными, холодными, стерильными. Стены, будто бы пропитанные сыростью и отчаянием, давили на психику. Лица людей, бредущих по этим коридорам, были пустыми, выжженными, словно отпечатки глубокой боли и безысходности. Смесь запахов – хлорки, лекарств, мочи, гнили – душила, создавая ощущение нескончаемой тошноты. Никита помнит холодный, липкий пол, на котором он сидел, сжавшись в комочек, спиной к бесконечному коридору, полному кричащих теней. Глаза, полные безумия, стали его кошмаром.
Теперь, в двадцать восемь, это лишь фрагмент его памяти, застывший в ледяной глыбе воспоминаний. Из доброго мальчика, который жалел сестру Кристину и презирал своих сводных братьев, он превратился в нечто… другое. Искалеченное неправильным лечением, окружением, той же жестокостью, только в другом обличье. Он адаптировался, став хищником, выжившим в этом мире. Он стал похожим на отца – холодным, бескомпромиссным, лишенным чувств. Только таким можно было выжить, вырваться на волю в восемнадцать лет.
Он получил юридическое образование. Он стал адвокатом. Лучшим. Каждый его клиент, независимо от тяжести преступления, оказывался на свободе. Он вытаскивал их из тюрьмы, используя обман, шантаж, угрозы, ломая свидетелей, подавляя потерпевших. Он побеждал. Его прозвали "дьявольским адвокатом". Он стал темной тенью закона, отражением той тьмы, в которой он вырос. Тенью, рожденной из боли, из ненависти, из ужаса. Он стал тем, кем его превратила система, взрастившая в нем лишь цинизм.
Рыжие волосы Жанны вспыхнули в его памяти, как внезапная вспышка молнии. В торговом центре, среди суеты и толпы, она не выделялась. Миниатюрная, с карими глазами, заваленная пакетами. Ничего особенного, кроме этих волос – огненного цвета, явно говорящих о её характере: дерзком, остром, непокорном. Он определял такие типы за долю секунды. Но заметив, как она дрогнула под его взглядом, он отмахнулся – ничего интересного. Его внимание было приковано к Кристине, его сестре, чья жизнь до сих пор была омрачена тенью их общего прошлого.
Второй раз их встреча стала куда более запоминающейся. Маленькая квартира, запах кофе, и Жанна, дрожащая от страха, но готовая яростно защитить своего "молокососа", как выразился Никита прослушивая историю о парне Кристины. Он прожигал её взглядом, наблюдая, как она медленно готовит кофе, намеренно растягивая процесс. Почему, думал он, нормальные люди всегда боятся больше за своих близких, чем за себя? Жанна была одной из таких, нормальных. Он убедился в этом, когда спросил о молодом человеке Кристины. Её глаза забегали, искали правдоподобную ложь, но она всё равно попыталась защитить сестру, несмотря на страх. Она знала, что Никита распознает ложь, но всё равно рискнула.
Это удивляло его. Не то, что она лгала – он ожидал этого. Его поразила её смелость, её готовность защитить другого человека, рискуя при этом собой. Она была слабой, миниатюрной, но внутри неё таилась сила, скрытая под маской страха. Это интриговало его, заставляло задуматься. Он, "дьявольский адвокат", человек, который ломал людей своими методами, впервые увидел кого-то, кто не поддался его давлению. Кто не сломался. Это был не просто вызов его профессионализму, это был вызов ему самому. Это пробуждало в нем что-то давно забытое, что-то… человеческое. И он понял, что игра только начинается. Игра, в которой ставки были куда выше, чем он когда-либо представлял.
Две таблетки транксала – мощный успокоительный препарат, обычно назначаемый шизофреникам, представляющим опасность для общества, – растворились на языке Никиты, оставляя горьковатое послевкусие. Это была его рутина, его способ удержать демонов прошлого в клетке. Без них, признавал он себе, его снова накрывало. Пять лет, проведенных в стенах клиники, не прошли бесследно. Они стали частью его существа, пропитав кости и кровь. Он был зависим. Знание этого его не пугало.
Врач предупреждал о зависимости, о том, что длительный прием может лишить рассудка. И Никита это понимал. Разумный человек, адвокат, способный переиграть любого, признавал собственную слабость. Но страх перед возвращением в тот кошмар, в те пять лет, проведенных среди криков и теней, был сильнее. Страх вернуться к тому мальчику, которого он похоронил под маской "дьявольского адвоката".
*****
Ключи от квартиры Кристины, которые он «украл в кабинете отца» тихо звякнули в замке. Никита знал, что Кристины нет. Он знал, что она улетела с парнем. Предлог, чтобы увидеть Жанну. Её. Он приходил сюда не за сестрой, а за тем ощущением, которое вызывало у него едва заметное, но лихорадочное дрожание внутри. За тем чувством, которое преследовало его даже во сне. За её страхом.
В пустой квартире пахло кофе и чем-то еще – чем-то женским, едва уловимым, но оставляющим след в воздухе. Жанны не было в гостиной. Он услышал легкий шорох на кухне и двинулся туда, чувствуя, как в груди нарастает напряжение, смешанное с… возбуждением. Да, это было возбуждение. Не сексуальное, хотя и граничащее с ним, а какое-то первобытное, хищническое удовлетворение. Он любил видеть страх в её глазах, наслаждался этим чувством, будто какой-то наркотик. Это был не просто желание, а что-то более глубокое, более извращенное. Он не мог объяснить, что это такое, но ощущал это физически.
Жанны силуэт, наклонившейся над раковиной, был виден в полумраке. Ее рыжие волосы, словно языки пламени, качались в такт её движениям. Она не заметила его. Он медленно приближался, наслаждаясь её неосведомленностью, её беззащитностью. Это было как охота. Не на жизнь, а на… чувство. На то мимолетное расширение зрачков, на тот едва заметный подъем груди, на то мгновенное окаменение, которое сковывало её в момент, когда она поднимала голову и встречалась с его взглядом.
Каждый раз, когда он видел этот страх, он ощущал странное удовлетворение, глубокое и всепоглощающее. Как будто это чувство заполняло пустоту внутри него, оставляемую транксалом. Как будто это было компенсацией, наградой за все те года боли и лишений. Он жаждал этого страха, будто одержимый, он хотел видеть, как она дрожит, как она теряется, как она пытается найти выход, но он не даст ей этого выхода. Он станет ее ловушкой.
