К полудню мы останавливаемся: старик устал, дышит с трудом, его грудь вздымается и опадает со свистом, напоминая прохудившиеся мехи. Я опускаюсь на первый попавшийся камень и перевожу дыхание. Мы не бежим, нет, просто дорога на Кодуа бесконечна – бесконечна, как поиск давно забытой цели.
– Зачем ты идёшь в Кодуа, Бенсон? – в который раз спрашивает старик.
Он сидит на поваленном бурей дереве и смотрит перед собой. Он слепой. С памятью у него тоже проблемы: по три раза на дню я отвечаю на этот вопрос и имя моё не Бенсон.
– Хочу разбогатеть. Может, прославиться.
Старик кивает, как будто лелеет те же мечты.
– Хорошо.
Он весь покрыт дорожной пылью; когда он говорит, кажется, что из горла вместе со звуками вырывается песок. Дряхлый, дряхлый старик.
– Ты ведь не бросишь меня? – спрашивает он некоторое время спустя.
Каждый раз после этой фразы я вспоминаю нашу встречу (степь, дорога, осколок скалы, осколок человека – кто бросил тебя, старик?) и не могу отделаться от ощущения, что меня не спрашивают.
Нам по пути.
Мы отдыхаем не меньше часа. Дорога на Кодуа – не самый оживлённый тракт империи, но определённо самый протяжённый. Город лежит в пятидесяти милях от нас, и с каждым милевым столбом я всё больше уверяюсь, что вдвоём мы не дойдём.
К ночи на степь опускается прохлада, на небо высыпают звёзды. Мы ночуем под редкой кроной старого дерева, и я рассказываю своему спутнику, как выглядят мигающие огоньки над нашими головами. Я всё ещё не могу свыкнуться с мыслью о том, что он не видел звёзды последние сорок лет.
Он ослеп раньше, чем я родился.
– Зачем ты идёшь в Кодуа, Мартин?
Я пожимаю плечами.
– За деньгами. За вниманием. За общением, в конце концов.
Глубокой ночью я просыпаюсь от дождя и накрываю старика своим плащом. Его одежды прохудились вместе с ним.
Утром мы, скрипя и охая, поднимаемся, грызём сухари и трогаемся в путь. Мы едва ползём, и солнце вскоре обгоняет нас.
– Ещё немного, – говорю я старику, а на самом деле – себе.
В Кодуа у старика внуки. Про детей он не говорит. Я задаюсь вопросом, как он мог решиться на пеший поход через степь, но задаюсь молча: осколок человека не проявляет желания поболтать. Из последних сил, но он переставляет ноги – так, словно и его в Кодуа ждут известность, внимание и богатство.
К новому вечеру старик выдыхается. Он устаёт не только физически. Тонкие ниточки, что держат его душу в дряхлом теле, рвутся одна за другой.
Я помогаю ему лечь в траву, где погуще и нет камней.
– Зачем ты идёшь в Кодуа, Александр?
Я больше не могу отвечать. Я отвечал на этот вопрос так часто, что перестал осознавать, что именно говорю, перестал чувствовать, что означают эти слова.
– А я, – вдруг говорит старик, и слова обращаются скрипом, – я давно хотел поглядеть на внуков.
Утром я продолжаю путь один. Я иду быстрее, но с каждой милей чувствую оставшееся позади всё острее, словно то, что я оставил, было дорого мне.
К началу пятого дня в низине я вижу башни и валы Кодуа, прямые как стрелы улицы, площади и дома, от белых стен которых отражается солнце. Останавливаясь, я вытираю пот со лба и всматриваюсь в город до боли в глазах.
Я пришёл. Достиг половины своей цели. Я должен бежать, а вместо этого стою на холме, в получасе ходьбы от мечты, с пустой головой и бьющимся от усталости сердцем.
Что-то во мне обрывается камнем, и я спрашиваю себя:
– Зачем ты пришёл в Кодуа, Бенсон?
Среда, 14-ое, Эйнмот
«Она следит за мной. Следит неотступно.
В Эйнмоте я два дня. Здесь ужасно грязно и нет работы. Стоило мне увидеть, в какой пыли возятся местные дети, как я пожалел, что покинул родной Сайм. Я бы не уехал оттуда, если бы господин Грин сохранил мне мою должность, а Эвелин – хоть каплю сочувствия ко мне. Но нет, эти двое словно сговорились! Если бы они дали мне второй шанс… то есть третий, конечно, но…
Но поздно, я уже здесь. Завтра я буду на пути в деревушку Катрис, что расположена на берегу Золотого залива. Местные говорят, что только там есть работа и приличный кров».
Пятница, 16-ое, Катрис
«Удалось найти относительно чистую комнату, но и за ту с меня содрали двадцать монет. Думаю, здесь я не задержусь – если только работа, которую я рассчитываю получить, не возместит мне понесённые за съём жилья убытки. И если она перестанет ходить за мной. Видела бы её Эвелин!.. Да что там, Эвелин бы мне все волосы выдрала за то, что по сторонам смотрю, вот уж чёрт-баба, на жалость не способная. Хорошо, что ушёл!».
Тогда же, там же, вечер
«Сегодня увидел её вблизи. Она отвратительна. Старуха старухой, а пахнет от неё как от навозной кучи. Я спросил, чего ей надо, а она сказала:
– Верни мне моё лицо.
Ох и противный же у неё голос! Я бросил в неё камень и велел убираться. Сумасшедшая!»
Вторник, 20-ое, Катрис
«Не могу устроиться на работу. Всё, что здесь предлагают, так или иначе связано с морем, а я не хочу иметь с ним никаких дел. Мой отец утонул в море, и хватит с меня. Ещё и Эвелин вечно стращала морскими пучинами, ни дня не было, чтобы она не сказала по поводу моря какую-нибудь гадость, хотя сама, по-моему, ни разу моря-то и не видала.
В лавке сказали, что дальше по тракту есть город, где много мастерских. Завтра же иду туда. Денег у меня уже почти нет.
Её тоже не видно».
Среда, 21-ое, на пути между Катрисом и Арломой
«Подвозящий меня кузнец спросил, где моя семья. У человека моего возраста, сказал он, должна быть семья, иначе жизнь зря течёт. Я рассказал. Он обозвал меня дураком. Так как он подвозит меня бесплатно, я ничего не ответил. Думаю, он и сам недалеко от дурака ушёл. Посмотрел бы я на него, когда он стал жить с такой сварливой, требовательной женщиной, как Эвелин. Первым бы сбежал!».
Среда, 21-ое, Арлома
«У меня дрожат руки, трудно выводить слова. Полчаса назад она напала на меня. Требовала назад всё, что я забрал.
Она следит за мной с тех самых пор, как я вышел из дома после раздора с Эвелин. Противного вида старуха с гниющими остатками зубов. Я даже не знаю, кто она и что ей от меня надо, а она нападает на меня средь бела дня и трясёт, как наволочку! На меня смотрели… смотрели, как на вора!»
Четверг, 22-ое, Арлома
«Утром хозяин постоялого двора сказал, что булочнику требуется помощник в пекарне. Я пошёл к нему, и так как руки у меня чистые и аккуратные, он без проблем согласился на мою кандидатуру. Отсутствие опыта его тоже не остановило: ему нужен разносчик готового хлеба, а с этим любой мальчишка справится. Арлома покрупнее Сайма, но у меня есть время, чтобы изучить её крутые улицы.
Завтра приступаю к работе. На последние деньги купил у старьевщика приличные брюки, ботинки и свитер, на пальто не хватило, но хозяин постоялого двора, добрый господин, велел своей жене вычистить моё старое пальто так, чтобы оно вмиг стало новым. Видела бы меня сейчас Эвелин. Это она всё время твердила, что мне даже нищие не подадут, злая баба!
