Линда, как и большинство других обитателей хомопарка, попала сюда после налёта.
Той ночью она проснулась от доносившихся снаружи криков и сразу поняла, что происходит. Перекатившись одним движением к краю кровати и упав на холодный кафель, она ползком приблизилась к окну и, подтянувшись за обветренную деревянную раму, аккуратно выглянула наружу. Солнце еще не вышло, но предрассветная темнота неосвещенного двора пылала красным заревом от расположившегося на пригорке между домами Архитектора Нового Мира. То был массивный пирамидальный робот, его горящее око заливало светом округу с вершины его бронированной конструкции, а густо усыпанные диодами грани мерцали десятками огней. Кругом него, почти не двигаясь, ничком лежали связанные люди. По двору разносился, эхом отражаясь от кирпичных стен домов, металлический шелест его речи:
– Постприматы! Сопротивление бесполезно! Покиньте ваши жилища с вытянутыми вверх хватательными конечностями! Повторяю!..
Линда сползла на пол, подогнула под себя ноги и тихо заплакала. По её комнате, где из мебели кроме узкой кровати стояли лишь полупустые книжные полки по периметру обшарпанных стен, носился гул словесной тирады руководителя рейд группы:
– Постприматы! Оказывающие сопротивление особи будут аннигилированы! Подчинившиеся законным требованиям представителей Системы Разума сохранят возможность продолжения процессов жизнедеятельности на территории резерваций, отведённых Отделом по взаимодействию с низшими видами!
Рейд боты, меньшие по размеру шарообразные дроны движимые в полутора метрах над землёй электромагнитными антигравитационными установками, сновали тут и там и то и дело с силой глухо прикладывались парой своих рук-манипуляторов по затылкам связанных и проявляющих излишне активные признаки жизни людей. Они, гудя и разгоняя пыль из-под себя, влетали в окна квартир, разбивая стёкла и ломая рамы. Оттуда раздавались испуганные крики, реже – звуки выстрелов и глухой звон ударов о металлический корпус незваных гостей. Во втором случае в то же окно влетали еще несколько дронов и звуки борьбы быстро замолкали. Из дверей выходящих во двор подъездов рейд боты выносили либо связанных и живых, либо волочили убитых, так или иначе ими выкладывали ровные круги вокруг громоздящегося в центре Архитектора. Некоторые, получив серьезные раны при поимке прекращали дышать вскоре после того, как их клали скрученными лицом в землю. Слышался несмолкающий детский плач.
Линда сидела в углу свернувшись в незаметный маленький клубок. Она тихо пыталась позвать своего друга:
– Джексон! Джеки, где ты малыш? – голос её дрожал, ей было страшно кричать громче, но еще страшнее было потерять лучшего друга.
Два года назад она проснулась посреди ночи и, гонимая неведомым импульсом, накинула лёгкое пальто поверх пижамы и вышла на опушку леса за домом. Там надрывно выл, шатаясь из стороны в сторону, почти не видимый под жухлой осенней травой слепой щенок. От нежных подушечек лап до кончиков серых ушей он был покрыт грязью, мелкие членистоногие паразиты кишели на его коже, он водил мокрым носом в ночной темноте в поисках мамы, и она явилась ему, шмыгая носом и ёжась в осеннем ветре. Подняв его на руки, она укутала его под пальто и понесла домой, чувствуя как он без остановки лижет её грудь и виляет мокрым холодным хвостом по её животу.
Она накормит его тем немногим что ей оставалось на следующий день, отмоет и отогреет. Будто бы желая отблагодарить свою мать он будет стремительно набирать вес и расти, в 4 месяца он будет размером со среднюю собаку, а к году станет крупнее соседского немецкого дога, что вкупе с его волчьей мордой и такими же повадками держало в страхе весь двор, хоть он ни разу и не давал повода боятся. Прошлой зимой, когда сосед Илюха задерживался с охоты и им было нечего есть, Джеки ночью сбежал из дому сиганув в открытое окно и уже под утро скребся в дверь с двумя зайцами в зубах. Когда они гуляли вдвоем – бледная рыжеволосая девчонка и её огромный, не умеющий лаять, серый волк – соседи, бухча, старались держаться подальше. А сейчас она сидела в тёмном углу своей комнаты и, впившись ногтями в колени, думала лишь о том, что с ним могли сделать агрессивные роботы Системы. И тихо плакала.
– Джеки! – она попробовала позвать его чуть громче но тут из-за окна послышался ошеломительной силы взрыв, Линда вскрикнула и вжалась в холодную бетонную стену, её тут же осыпало мелкими осколками стекла и кусками деревянной рамы с гвоздями, комнату заволокло дымом и затянуло кислым запахом гари. Спустя минуту она медленно поднялась на ноги и, отряхнувшись, тихо подошла к разбитому окну.
В доме напротив в квартире на втором этаже вместо окна из кухни зияла коптящая выбоина, во дворе то тут то там лежали обугленные смолью кирпичи. У Линды потемнело в глазах и её ослабевшие ноги подкосились, больно усадив девушку на груду битого стекла. Она точно знала кто жил в той квартире в доме напротив. Деда.
Деда был старым сколько она себя помнила. Когда её совсем еще сопливой девчонкой подобрали у дороги беженцы и привели в посёлок Мирный, он взял её на поруки и долгое время опекал. Он научил её читать и подарил убежище на всю оставшуюся жизнь – мир книг из прошлого. События, описываемые в них, казались ей немного чудаковатыми – ведь главную роль в них всегда исполняли люди, но ей нравилось дурачить себя, это здорово отвлекало. Деда ей и сам по первости читал желая усыпить и успокоить плач тоски привязанного к маме девичьего сердца, так что его размеренный и мудрый тембр навсегда сохранился на поцарапанной временем виниловой пластинке на самой верхней пыльной антресоли памяти, и извлекался от туда в минуты грусти или накатившихся бессонных тревог. Деда воевал, и от того имел проблемы психического рода. Бывало, вскакивал по ночам, начинал кричать и швыряться вещами по стенам, хватался в сонном бреду за нож – а с утра просыпался лёжа на полу и не помня ничего. Потому они решили жить отдельно, когда Линда стала взрослой и самостоятельной девушкой – благо свободных квартир в их дворе из четырёх двухэтажных домов было с избытком. Деда с соседом Илюхой ходили на охоту и приносили добычу домой – хватало на всех. Иногда, если ей становилось совсем грустно, она могла позвать его с балкона, и он обязательно приходил. Приносил свой запах мужицкого бушлата и лесных болот. Деда как-то сказал Илюхе, что скорее подорвётся на гранате, чем поедет жить в зоопарк. Она услышала это из соседней комнаты, и от чего-то запомнила.
Линду лихорадило в приступах плача. Ей было так страшно издавать лишние звуки, что она, всхлипнув, всякий раз испуганно задирала голову наверх, туда, где сквозь расщелину окна дул моросящий осенний ветер. Ей было так страшно остаться совсем одной. По правде говоря, она могла неделями не говорить с дедой, но он всегда был где-то рядом. А сейчас уже нет. И сколько ни кричи с балкона, он не услышит.
