Наталья Емельянова - Хозяюшка. Рассказы о маленьких печалях и больших радостях детства

© Наталья Емельянова, 2018

ISBN 978-5-4490-5638-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Помните ли вы свое детство так, как помню его я? Если мои воспоминания и воспоминания моих родителей расположить в виде некой хронологии или составить в виде дневника, то получится очень веселая история, по окончанию которой вы никак не представите, что у меня высшее библиотечное образование и двое внуков, а не сижу я в тюрьме на хлебе и воде.

Итак. До того, как мне исполнился год и восемь месяцев, весь мир был у моих ног. Мой мир – это мама и папа, дедушки и бабушки, мои тетки, младшие мамины сестры. Все было моим, книжки, игрушки и рыжий кот Васька.

Родные люди любили меня безгранично, выполняли все мои капризы, занимались со мной и играли. Я – центр вселенной. Я – первенец. Мама каждую минуту была рядом, и, вдруг, пропала. Тетки и бабки пытались донести до меня то, что скоро я буду не одна. Появится сестричка. Что за игрушка – сестричка, я не представляла, но раз мама так долго ее добывает, значит, вещь нужная.

Сестричку назвали Лариской. И она забрала, заграбастала мою мамочку. Вечно орущее существо требовало к себе ежеминутного внимания. Весь мой привычный, счастливый мир рухнул в одночасье. Я пристально следила за тем, как родители, тетки, бабушка крутились возле орущего свертка.

Обманули. Они говорили, что это существо будет мне другом, и все будут по-прежнему любить меня, но я чувствовала, что это не так. Мать больше не принадлежала мне одной, и я должна была это исправить.

В два года я решила мстить. И надо сказать, что месть моя была изощренна и страшна. Первым делом в ведро с кипятком для купания Лариски были заброшены и сварены заживо десять цыплят. Через несколько дней я решила накормить вечно голодную ненавистную сестрицу, стащила ее с дивана и помакала личиком в кошачью миску с молоком.

– Ешь, пока не наешься, а мамкину сиську не тронь.

Меня отправили в ссылку в соседнюю деревню. Несли в хозяйственной сумке пять километров. Вручили дедушке с бабушкой. Но после того как они обнаружили, что я в курятнике раздавила все яйца и убежала, сразу после поимки меня торжественно вернули в лоно семьи.

Я подробнее расскажу о своем побеге. В деревне у бабушки на реке Днепре была маленькая пристань. Над ней берег Днепра был очень крут. Метров тридцать. Вот туда и сбежала. Сидела на краю обрыва, болтала ногами и ждала пароход. Вдруг он отвезет меня к маме. Они издалека в ромашках увидели светлую головенку, но не решались подойти, чтобы не испугать. Начали подходить тихонько и звать:

– Натаааааашааааааааа, Натаашааааааа….

В этот же день меня отправили домой.

Лариске почти год. И надо же, она за это время никуда не делась. Не потерялась, не заболела. Надо было что-то делать. Ненависть моя росла вместе со мной.

Мать брала сестру на руки, я вскарабкивалась тоже. Не давала ей продыху, она была в отчаянии. Ничего не могла делать, пока отец и тетка были на работе. Она пробовала привязывать меня к ножке кровати, но я выла, как волчонок, и меня освобождали. Бабушка тяжело болела и не могла надолго меня забирать к себе. Приезжала папина мама, но очень ненадолго и редко. Мама крутилась, как могла.

Однажды она уложила нас спать и затеяла уборку. Но спала одна девочка, вторая зорко следила за каждым движением матери. Та, помыв пол в комнате, возилась в коридорчике. Вот он шанс, нас оставили вдвоем! Печка это то, что надо. Засунуть сестру в печку я не смогла, высоко. Но решение пришло само. Выгребла золу из поддувала и решила запихать малышку туда. В тот день печку не топили, и она была холодной. Лариска с спросонья не поняла, что я с ней делаю, и орала что есть мочи. Мама застукала меня на месте преступления. Поняла в чем дело и отлупила. А могла бы и помочь.

Весна. Взрослые сажали картошку. Картофельное поле разработали рядом с баней. За баней пруд. В это время года он доверху наполнен серой ледяной водой.

Отец водил за узду здоровенную рыжую лошадь. Дед ходил за плугом, а мама и бабушка кидали картофелины в черную рыхлую землю. И мы тоже с Лариской кидали картошку. Когда надоедало, бегали по полю, кидались землей, толкались. Мать не выпускала нас из виду. К концу посадки мы были мокрые и грязные, поэтому пошли с отцом к пруду немного смыть грязь с сапожек и ручек. Ледяная вода обжигала ручонки, надо было их вытереть. Папка на десять секунд отлучился в баню за полотенцем. В эти секунды мама увидела, что Лариска плюхнулась в воду. Ее болоньевая курточка надулась пузырем и удерживала на воде, как спасательный жилет.

В одно мгновение она долетела до пруда, прыгнула в воду, отец за ней. Ему пришлось спасать и дочку и жену. Бабушке стало плохо, она тихо присела на землю, потом ее затрясло и она заплакала. Дед спрятался за баней, потом понял, что все живы, начал бегать, суетиться вокруг нас, не зная, чем помочь.

За все время мать не издала ни звука. Забежали в дом. Нас с Лариской водрузили на печку. Матери налили водки, заставили выпить. Вечером, когда стало понятно, что все здоровы и пришли в себя, сели пить чай.

Взрослые еще долго выдвигали версии о том, как Лариска в пруд упала; наклонилась сапожки помыть, или Наташка толкнула.

Конечно же, сапожки мыть, а я что, я помогла.

В наше село часто наведывались цыгане. Я очень любила за ними наблюдать. Их кибитка приезжала к нашей пекарне за хлебом каждую пятницу. Там работала мамкина сестра – тетка Люда. Мать не справлялась с двумя оторвами, и тетка, пока не родилась Олеська, брала меня иногда с собой на работу. Я любила бывать в пекарне и смотреть, как хлеб пекут. Знала точно, булки на деревьях не растут.

Стены пекарни были выложены белой керамической плиткой, два огромных чана, куда опускались тестомешалки, передвигались по полу на колесиках. Один чан для белого пшеничного хлеба, второй – для черного ржаного. Вдоль стен стояли деревянные стеллажи для готового хлеба, формовочный стол. А печка для выпечки была такой жаркой, что в пекарне от жары невозможно было находиться. Тетка Маша кидала кусок теста на весы, потом в формы. Моя тетка Люда ставила формы в печку, а потом вытряхивала готовые горячие буханки и укладывала на стеллажи. От запаха свежего горячего хлеба кружилась голова, но главное было заполучить горячую, хрустящую корочку.

За нашим сельским хлебом съезжалась вся округа. Длинная очередь из повозок выстраивалась в очереди каждый день. В этой очереди я часто видела цыганскую кибитку. Тетка меня к ним не пускала, говорила, украдут. А я, как близко ни подходила, украдена ни разу не была, мало того, они совсем не обращали на меня никакого внимания.