Сеня Малышев – ярый поклонник пышной природы и зеленого очарования глубинки – летними выходными выбирался подальше от Питера на поиски полузаброшенных, а то и вовсе безлюдных деревень. О путешествиях писал статейки, и выкладывал в сеть вместе со снятыми на мобильник репортажами. В этот раз занесло его под Псков, где материала для творчества хватало с лихвой.
Малышев оставил машину неподалеку от подъездной дороги чтобы не нарушать первобытный покой, укрытой в лесной дремоте «безымянной» деревушки; попадая в такие отчего-то кажется, что там до сир пор колесят исключительно на гужевых повозках, а на автомобили поглядывают с опаской. Лесная дорога привела к стареньким покосившимся домикам, на вид все еще обитаемым – Малышев неспеша прогулялся вдоль забора, выглядывая местных.
Первым, не считая стайки гусей, повстречался загорелый старик на велосипеде; разболтать его не вышло, он лишь посетовал что смотреть тут не на что и поехал восвояси. Следом проковыляла еще пара престарелых аборигенов, но и те на общение скупились. Прогулка по округе только подтвердила слова местных; но, если для них разруха явление обыкновенное, для Малышева ценная находка. От большинства заброшенных домов остались почерневшие развалины; другие чахли, но пока боролись в неравной схватке с природой —заходить без каски во многие из них было опасно.
Малышев наконец присмотрел куда можно заглянуть не боясь, что сверху на голову обрушится крыша – это был двухэтажный теремок со старомодными резными ставнями на окнах; кирпичной трубой, торчащей из крыши с побитым шифером; обрывки электропроводов болтались на керамических изоляторах; двор затянуло непролазным бурьяном, щедрая на плоды яблоня приласкала крыльцо длинными ветками.
* * *
Малышев достал мобильник – поснимать ветхое убранство теремка: накрытый полинявшей скатёркой комод в сенях, возле него кучка стоптанной обуви, груды мусора, тряпье под ногами; в комнатенке полуразваленная кирпичная печь, покалеченная мебель что не успели или побрезговали своровать; обои сморщенными хлопьями болтались на стенах; в побитые окна, на удивление украшенные кружевным тюлем, заглядывали ветки кустов из заросшего сада.
Пол по деревенскому обыкновению выкрашенный в коричневый, наполовину разобрали – Малышев осторожно пробрался к окну на другом конце комнаты. Сквозь высокую траву и кусты проглядывалась река и дома на дальнем берегу – даже издалека те казались ухоженными и наверняка обитаемыми.
Под ногами хрустнуло стекло – Малышев осторожно убрал ногу чтобы не пораниться. Среди осколков приметил черно-белую фотографию молодой женщины с младенцем на руках. Убрал мобильник, потянулся было к снимку – как кольнуло в указательном пальце.
– Ай! – вскрикнул Малышев, красные капли забарабанили по стеклу.
* * *
– Зачем пришел? – тут же послышался позади женский голосок, тихий тоненький точно мышь пропищала.
Малышев вздрогнул с испуга, повернулся.
– Я не ворую – осматриваюсь, – улыбнулся он, – материал для репортажа о ваших краях собираю. Не волнуйтесь, – мягко добавил он, потянулся было за мобильником – поснимать странную хозяйку, но остановился. Не по себе стало от ее болезненной бледности, худобы и впалых щек; грязненький сарафанчик мешком висел на узеньких плечиках, и не удивительным теперь казалось, как незаметно подкралась она с таким-то ничтожным почти воздушным тельцем. Взгляд невольно цеплялся за щеку: молоденькое гладкое личико уродовал шрам под нижней губой.
– Чего глядишь? – насупилась хозяйка, – зачем пришел, спрашиваю?
– Ухожу, ухожу, – ответил Малышев, нащупывая носовой платок в кармане.
– Палец порезал, растяпа? Дай повяжу! – предложила она, подняла с пола грязную тряпку и придвинулась к нему поближе.
«Все ясно» – догадался Малышев, – «чокнутая».
– Обойдусь, – брезгливо отмахнулся он и аккуратно попятился к выходу.
– Обойдешься как же! – недобро ухмыльнулась она, – чего нос воротишь? Дай повяжу говорю!
– Несильный порез – само затянется.
