«Лучше истечь кровью и умереть, чем жить с гнилой кровью».
Федерико Гарсия Лорка «Кровавая свадьба»
2007 год. Лето. 88-е отделение милиции города Москвы
За металлической решеткой окна уже давно рассвело, и бойко щебетали птицы. Утро обещало быть ясным, но страшная боль чугунным колоколом гудела в затылке молодого мужчины. Один из его друзей пьяно храпел, скорчившись на соседнем деревянном настиле. Количество виски, вылаканного в ночном клубе, свалило того замертво, как только дежурный впихнул их компанию в обезьянник, и теперь оглушительные рулады не давали заснуть ни ему, ни третьему из них, который ворочался рядом, мучимый похмельем и ревностью. Кроме их троицы, в клетке находился еще и бомж – кишащий вшами, сонно похрюкивал в углу, куда они втроем его загнали, едва ввалившись внутрь.
Молодой мужчина в очередной раз повернулся со спины на бок, устав пялиться в испещренный трещинами грязный потолок. Что будет с ними дальше, его мало волновало – конечно, их отпустят утром, содрав штраф за нарушение общественного порядка. И надо же было этим двум дебилам сцепиться и устроить безобразную драку в ночном клубе. Именно он пригласил туда всю компанию отметить свой день рождения. Нечего сказать – отметили! Чем теперь аукнется эта вечеринка – одному богу известно.
Но все это шелуха. Важно другое – женщина, которую он еще несколько часов назад держал на плечах, ощущая тепло ее тела, а руки его до сих пор помнили упругость обтянутых шелком бедер, за которые он осторожно ее ухватил, чтобы она не навернулась с высоты. Одно из тех мгновений, что бережно хранятся в укромном уголке души, и сладкое воспоминание о ее близости до сих пор волнует до замирания сердца. Та женщина – его судьба, а один из его друзей – мерзавец и тварь… И он с этой тварью покончит – когда придет время. Осталось подождать немного. Совсем немного. Как там у Эжена Сю? La vengeance se mange très-bien froide[1]… Итак, приготовим кровавое блюдо… поаппетитнее…
11 июня 2010 года, Москва, 23°С
– Это будет – что? – от неожиданности Борис приподнялся на паркете, где расслабленно лежал после репетиции. За восемь лет партнерства с Анной Королевой он ко многому привык. Она была непредсказуемой, жесткой, но Борис на многое закрывал глаза, благодаря ее фантастическому трудолюбию, творческому потенциалу и надежности. Но тут он, откровенно говоря, ошалел.
– Танго, – коротко ответила Анна, снимая заколку и распуская светлые волосы. – Аргентинское танго. Не бальное, а именно такое… с милонги[2]…
– Ты сейчас с кем разговариваешь? – Борис покрутил пальцем у виска. – Я ничего не смыслю в танго. Я – балетный танцовщик, ты в курсе? Я умру на балетной сцене.
Анна, заведя руку назад, помассировала себе шею. Она сидела на полу, скрестив ноги, держа спину абсолютно прямо.
– Ну надо же, какой пафос! Не дергайся, это будет балетный номер, на пуантах, все как полагается.
– А без меня никак? – заныл Борис. – Может, ты кого-нибудь другого найдешь?
– Нет, мой золотой! – Анна не собиралась на него давить. Зачем? В итоге он все равно уступит. – Без тебя – никак невозможно. Посмотри на себя – настоящий аргентинский мачо! Где я еще такого найду?
Борис покосился на нее, чувствуя подвох. Жгучий брюнет, с правильными тонкими чертами лица – интеллигентный еврейский мальчик, в паре с Анной он собрал все мыслимые балетные премии, победил на всех возможных конкурсах. Он и Анна были звездами, востребованными и высокооплачиваемыми, и поэтому он, на всякий случай, решил обидеться на «аргентинского мачо».
– Это комплимент или оскорбление?
Анна рассмеялась:
– Вставай давай!
Борис, однако, не соизволил двинуться с места. Тогда она настойчиво потянула его за руку. Борис неохотно поднялся. Анна подвела его к зеркалу. Там она положила правую руку партнера себе на талию и он, вздохнув – спорить было бесполезно – принял нужную позицию.
Откинув голову, Анна взглянула в зеркало и хихикнула. Вид и правда потешный – она в юбке-шопенке, а он в трико…
– Ну и что это? – хмыкнул Борис. – Позорище…
– Да, тебя придется приодеть, – с легким разочарованием в голосе протянула Анна. – Ничего, мы тебе хвостик завяжем…
– Ага, – кивнул танцовщик, – и бантик заодно… Совсем сбрендила!
– Я бы попросила вас, милорд! – Анна тряхнула белокурой головкой. – Выбирайте выражения…
– Вот я и выбираю – идите на фиг, леди! На меня не рассчитывай.
– Подумай хорошенько. Это и в твоих интересах.
– Это еще почему? – сощурился Борис.
– А потому! Мы приняли приглашение на гала-концерт в Буэнос-Айресе 17 августа? Приняли! Так надо показать что-то особенное, чтобы все дар речи потеряли!
– И ты собираешься сразить тамошний высший свет исполнением танго? Ты смеешься? Тоже мне – тангера[3]! Кто ж тебе его ставить будет? Или сама?
– Сама, представь себе! – гордо вздернула нос Анна. – Но у меня есть приглашенный консультант.
– И кто это? – с издевкой поинтересовался Борис – Очередной завсегдатай э-э… ми-ми-ми… как там его… а, милонги!
– Я могла бы обидеться, но буду выше этого, – миролюбиво заметила Анна. – Летом в Москве мастер-класс дает Клаудиа Эстер Перейра – слышал про такую?
Безусловно, Борис слышал. Одна из лучших преподавателей танго в Европе, сама в прошлом всемирно известная тангера, Клаудиа Эстер – легенда, как Майя Плисецкая в классическом балете. Попасть на ее мастер-класс – большая удача, и то, что Анна умудрилась заполучить ее в качестве хореографа и преподавателя-репетитора, казалось невероятным. Клаудиа Эстер была той, кого в невоздержанной на язык России назвали бы «старой каргой». Язвительная и надменная, она славилась исключительно крутым нравом. Поговаривали, мадам била учеников по ногам палкой, едва ей казалось, что они недостаточно прилежны. Потом «нерадивые» ученики хвастались следами от этих ударов…
– Я вела с ней переписку два месяца. Она приезжает через три дня, как раз после дня рождения Антона.
– И она согласилась на эту авантюру? – спросил Борис с сомнением.
– А то! – гордо провозгласила Анна. – Ей самой интересно, как это – коня и трепетную лань в одну телегу…
– Ну-ну, – пробормотал Борис. – Как пить дать – втравишь ты меня в историю…
Скверный день выдался у Антона Ланского. Сначала – долгие и утомительные переговоры с канадскими партнерами, потом банкет с этими же канадцами, которые к финалу непотребно напились. Затем пришлось ехать в Шереметьево и грузить их на борт самолета как багаж. К неприятностям добавился локальный конфликт с таможней, обнаружившей у одного из не вязавших лыка гостей запрещенную к вывозу икону. Это задержало Антона еще на час.
Он пытался дозвониться Анне и предупредить, что задерживается, но абонент оказался, как назло, недоступен – она выключала телефон, когда работала у балетного станка. Класс, по расчетам Антона, давно закончился, но она, скорее всего, забыла о выключенном телефоне. Он ясно представлял себе, как Анна сидит на паркете в мокром от пота трико, время от времени выписывая рукой брасео, а иногда встает, задумчиво подходит к станку – плие, батман, опять плие, гран батман… И вот уже она снова сидит на полу, растирая натруженные ступни. В это время дождь хлещет в окно репетиционного зала, от низкого давления у нее начинается головная боль и хандра. При этом она абсолютно не раздражена из-за его опоздания – Анна всегда знает, чем себя занять, а если уж она в репетиционном зале, то может повторять одно движение несчетное количество раз, оттачивая до только ей понятного совершенства то, что давно совершенно. Плие, батман, плие… гран батман…
