1. Глава первая. Траурная брошь
Я смотрела на портрет, глядя с какой нежностью художник изобразил золотые локоны, ярко-голубые глаза, изумительный изгиб бровей и нежно-голубой камзол с серебристой изморозью вышивки. На голове у него, сверкающая самоцветами корона. Она лежит на черном бархате подушки, а я каждый раз провожу пальцами по ней, лаская ее и улыбаясь сквозь слезы.
- Любимый, - шепчу я, целуя свои пальцы и прикасаясь к губам портрета. – Анри…
У меня вырвался глубокий вздох, а к глазам подступили слезы. Мои пальцы гладили шершавую краску, ласкали нарисованные губы, а сердце снова и снова медленно умирало, как умирало в ту ночь, когда я прижимала к губам его холодную руку. Перед глазами было бледное лицо, которому придворный лекарь закрывал глаза. Я помню, как не позволяла приближаться к нему, кричала и плакала, чтобы не забирали его…
- Ваше Величество! – на меня смотрели уставшие глаза лекаря в паутинке старческих морщин. – Ваше Величество! Он умер!
- Он не мог умереть! – рыдала я, ложась рядом с ним и целуя его холодные губы. – Он не мог…
- Ваше Величество! – я слышала голоса, но мне было все равно. Я умоляла его сердце забиться. Я до конца верила в чудо, лежа в свадебном платье рядом с любимым. – Мы должны его забрать…
Не знаю, сколько дней прошло, не знаю сколько часов. Я перестала считать время в тот момент, когда любимое сердце остановилось.
- Тише, девочка, тише, - кормилица прижимала меня к своей пышной груди. – Полно тебе…
- Сначала папа… Потом мама… Потом… Потом Анри… - шептала я, чувствуя знакомый с детства запах, а теплые большие руки гладили меня по волосам.
Тем временем слуги попытались его унести, но я бросилась, заграждая им путь.
- Я хочу, чтобы вы меня похоронили вместе с ним! – в отчаянии закричала я, глядя на белую руку с перстнем, который я подарила ему перед свадьбой.
- Вы не должны умирать, - шептали мне, а я чувствовала, как меня удерживают за плечи. – Не должны… Вы нужны вашему королевству…
- Анри, - снова прошептала я, чувствуя, как давит мне черный воротник с белой камеей. – Анри… Я никогда не буду принадлежать никому… И пусть свадьба сорвалась, но на моих губах все еще стынет тот самый поцелуй… Единственный, который остался навсегда в моем сердце…
Возле портрета стояла ваза с роскошными цветами, по которым я провела рукой, вдыхая их сладкий, как тот самый поцелуй, аромат. Точно такие же цветы, он подарил мне на свадьбе. Точно такой же букет… Несколько цветов поникло.
- Прости, прости… - шептала я, держа на ладони осыпавшиеся лепестки. – Прости, любимый! Сейчас все заменят! А ну быстро иди сюда!!!
В дверь влетела молодая служанка со следами оспы на лице.
- Это что за вид? – ужаснулась я, глядя на ее декольте. – Ты что себе позволяешь! Это что за распутство! Ты должна хранить свою любовь и красоту, а не показывать ее всем! Быстро переоделась и заменила цветы!
Она посмотрела на портрет, взяла в руки вазу и унесла ее, прикрывая букетом свою белую грудь.
- Прости, любовь моя, - шептала я, снова и снова с улыбкой прикасаясь к портрету. – Сейчас тебе принесут самые красивые цветы… Знаешь, в нашем саду расцвели белый амадеи… Белоснежные и чистые… Я сегодня любовалась с утра… И думала о тебе…
Я взяла листок бумаги, обмакнула перо в чернильницу и стала писать.
«Милый, любимый и единственный навсегда! Ты знаешь, что в этом мире нет никого дороже тебя! И я верю в то, что однажды мы будем с тобой вместе. Хоть все сроки и прошли, но я все еще ношу траур по тебе. Пусть все говорят, что это – траур, для меня это – знак той самой чистой любви, идущей от самого сердца. Мне кажется, что нет любви чище, прекрасней и светлее, чем эта… Даже в темные времена, я всегда думаю о тебе. Ты несешь свет даже тогда, когда вокруг сгущается тьма. Тьма опять сгущается над нами, но я живу ради тебя… На Ноар надвигается буря… Война… Вильгельм и Эдвин затеяли войну. А поскольку Ноар находит между, они ищут союза. Они не хотят воевать на своей территории, сеять разрушения среди своих земель… И сейчас мы под угрозой… Любимый, если бы ты знал, как мне сейчас тяжело, но я знаю, что даже в эти страшные времена, ты всегда со мной. Мое сердце бьется за нас двоих… Люблю тебя, Лаура».
Красивый конверт из самой дорогой бумаги был запечатан, а я любовно целовала его, глядя на самые красивые в мире глаза.
- Это – тебе, - прошептала я, чувствуя, как по щеке на письмо скатывается слеза. – Надеюсь, что ты его прочитаешь! Понимаю, что ты не сможешь ответить, но верю, что каждое мое письмо, которое хранит частичку тебя, однажды обязательно найдет адресата…
Я еще раз поцеловала конверт и бросила его в огонь, глядя, как пламя пожирает его, жадно набрасываясь и превращая в пепел. Пепел к пеплу, прах к праху…
- Ваше Величество! – в покои постучали, а в дверь вошел старый камердинер. – Привели девицу. Поймали за непотребством и распутством. Предлагала себя за деньги! Срам да и только!
- Кто привел? Стража? – я повернулась, глядя на старика. – Она нарушила закон. За это ей полагается смерть! Я не потерплю, чтобы в моем королевстве цвели распутство и продажная любовь! Где эта мерзавка?
Я встала, чувствуя, как едва ли проглатываю ком в горле и, шурша юбками, двинулась в тронный зал.
- Я считаю, - заметила я, глядя на черные цветы по всему замку. – Что ее нужно образцово наказать. Люди должны понимать, что любовь нельзя осквернять плотскими утехами и оргиями!
- Вы имеете в виду Барона … - замялся камердинер, а потом тут же посмотрел сурово. – Того, кого казнили неделю назад за то, что он устроил безобразие у себя в замке. Это ж надо! Пятьдесят служанок! Эти мерзкие увеселения! Оргия! Разврат!
Меня даже передернуло от омерзения.
- Как они могут так опошлять любовь? То, что они делают – это низко и … слово даже подобрать не могу! – я чувствовала комок тошноты в горле. – Любовь нужна не для увеселений, а для того, чтобы появлялись дети. Нельзя превращать ее в мерзость!
Послышался мелодичный звон струн и голос. Я посмотрела по сторонам, слыша тихий смешок и перебор.
И нет распутнице прощенья,
Казнить ее без промедленья,
За то, что мерзости творила,
И тело грязью осквернила…
Давайте же без сантиментов,
Казним ее – казним клиентов!
И в доказательство вины,
Пусть снимут мужики штаны!
И чья…. Хм… морковка подойдет
Пусть вместе с ней под суд подойдет!
- Энцо! – я позвала его по имени, а из темноты вышел рыжий менестрель с ореховыми глазами и старой, потертой лютней. – Ты с ума сошел?
- Ах, королева, я забылся, - пропел он, положив тонкие руки на лютню. – Увы, как все не притворился! Я буду впредь теперь умнее! И больше так не обнаглею! Я буду просто говорить, чтоб проститутке не платить, что во дворец помчусь с утра, рассказывать про все дела… «Шантаж!» - кричите? Ну и ладно! Зато мне все дают бесплатно!
