© Сергей Сапронов, 2023
ISBN 978-5-0055-3667-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
На просторах Икстлана роскошно цветёт Хуан-чай.
По всему так выходит, что скоро индейское лето.
Запылённое небо хвостом подметает комета,
Приподняв покрывало заката за вытертый край.
Резкий северный в спину свистит. Лучше не отвечай.
В проперчённой таверне во взглядах мачете со льдом.
Повернёшься спиной, ловко ткнут проникающим словом,
Осенясь перед этим знаменьем козырным, крестовым.
Здесь во время поста всё как после и перед постом.
Беспросветное небо украшено Южным крестом.
Дотянуть до рассвета и жить только благо даря,
За семь бед по счетам заплатив подходящим ответом.
Каждый новый промилле в сосудах твердит лишь об этом.
Или, кажется, кто-то смеётся в углу втихаря,
Мятый лист вырывая из вечного календаря.
Герасим ловит тунца на собаку,
В поисках истины лезет в драку,
Держит в кармане, как фигу мраку,
Святодиод в сто ватт.
Слов не использует больше слога,
Выглядит странно, но смотрит строго,
В рясе и лыжах на босу ногу —
Вылитый пастор Плятт.
Барышне мил и де Сад и Басков.
Первый суров, а последний ласков.
Ей исключительно в серых красках
Видится белый свет.
Вот бы найти хоть какого мужа?
Но из приданого грязь и лужи.
Суженых выбор предельно сужен
И вариантов нет.
Маленькой рыженькой сучке грустно.
В миске нет мяса – одна капуста.
Чаще и чаще приходит чувство,
Вроде финита ля.
Вот бы оставить всё это скотство,
Взять и, пока позволяет возраст,
В космос уткнуться холодным носом
Звёздного корабля.
В общем, всем грустно, не надо песен.
Каждому быт их постыл и тесен,
Внутренний мир доедает плесень
Словно гнилой банан.
Здесь по сюжету приходит лето,
Но на раздаче тепла и света
Думают: на фиг сдалось всё это?
И открывают кран.
лепи горшки работай до
восьмого пота вей гнездо
секи побеги как садо
вникай во что-то
родись живи молись люби
болит терпи устал беги
в итоге вместо not to be
тоска почёта
не худший антипод борьбе
стихослужение себе
в глухой нетоптанной избе
темно и сухо
шесть пятилеток на печи
не верь не бойся не кричи
молись люби и приручи
свечного духа
переживи свой день сурка
скажи своим пока-пока
взгляни на небо свысока
как будто вправе
немного глины наскреби
своё подобие слепи
вдохни в него одно люби
и тише ave
Мы вместе пережили трёх котов
Мы вместе пережили трёх котов,
Не утонули в чёрном море чая
Вприглядку под вечернее кино.
От времени, которого полно,
Закономерно право получая
Любой рассказ начать с «давным давно».
Но, кажется, нас время провело.
Не так, как школьники проводят лето,
Не егерем по узенькой тропе,
А шулером-попутчиком в купе.
В игре, где миг, как мелкая монета,
Одолженная самому себе.
Колобка задолбали звери —
Волки, зайцы, медведи, лисы.
Вот бы взять и, по меньшей мере,
За границу свалить без визы.
Как простой перекатный голем,
Прошмыгнуть меж зубов Отчизны.
Подкатить Елисейским полем
К перспективам беспечной жизни.
Благонравным прослыть бисквитом,
Породниться с голландским сыром.
Позабыв, каково быть битым,
По-буддийски сливаться с миром.
Лишь под вечер, укрывшись пледом
От промозглой осенней хмари,
Вспомнить, как там старуха с дедом?
Ну, и прочие эти твари.
Шуршащая ночная тишина,
Скрипучий пол. Непуганые мыши
Давно плюют на старого кота.
Он крепко спит, он всё равно не слышит.
Резона нет мышам шуршать потише.
Трещит дровами старая плита.
На брёвнах стен густая седина,
Как ледяная плесень. Без дыханья
Квадрат окна неясен и размыт,
Но оживлён подсушенной геранью.
Кровать застелена тряпичной рванью,
И в ней дыра с дырою говорит.
Как лёгкие курильщика сипит
Кипящий чайник. Книжные брикеты
Стоят на полках вдоль и поперёк.
Кроссвордом зарешёчена газета,
На все вопросы найдены ответы.
В углу висит икона и чеснок.
Прекрасный повод выучиться ждать
Прихода лета, вдохновенья, смерти,
Рассвета, времени кормить кота,
Известий в свежевыпавшей газете,
Глобального песца на всей планете
И, в общем-то, нестрашного суда.
Он шагом шатким шуршит об лёд
По водосводу подмёрзшей толщи.
Для понимания рыбам проще
Считать, что по небу он идёт.
Из ржавых бочек и якорей
Ему воздвигнут сырые храмы.
Притащат в храмы мольбы и драмы
И свалят в кучу у алтарей.
А он с рыбалки идёт по льду,
В бидоне плещутся рыбьи души.
Фигура с крыльями в небе кружит,
Перекрывая собой звезду.
Заметаю осколки памяти в свой совок,
По сусекам скребу когтями голодным псом,
Моё прошлое лаконично, как некролог,
Лангольеры его смакуют беззубым ртом.
Моё «я» – это только память о прошлых «я»,
В моих фотоальбомах под пылью лишь чистый лист,
Эти люди вокруг, вероятно, моя семья,
И мой сын, получается, кто-то один из.
Как матрос не забывший, как крепится к рею грот,
Даже если со всей командой идёт ко дну,
Свою жизнь отмотав кинолентой наоборот,
Я запомню, запомню, запомню тебя одну..
Держи, старик и пей, вот твой стакан
И можешь умирать, я не расстроюсь,
Лицом в твою одежду не зароюсь
И не притронусь к высохшим щекам.
Я буду рядом и воды подам,
Но я не сын тебе, никто из близких,
Всего лишь брат тебе я… медицинский
И смерть твою по смене передам.
Быть может, даже лучше, уходя,
Не видеть слёз от своего ухода,
Как будто речку перейдя у брода,
Не замечаешь капель от дождя.
К церковной лавке подошёл старик,
У входа взял стоящий грязный веник,
Снег отряхнул на мокрый половик
И протянул пригоршню медных денег:
«Не продадите в рай один билет?
В один конец, обратного не надо.
Я долго жил, мне также много лет,
Как прутьев у кладбищенской ограды.
Не получилось выжить из ума,
Не держат здесь долги, дела и люди,
Квартира, словно старая тюрьма
И тело непослушно будто студень.
В раю друзья зовут меня во двор,
И мама на плите готовит ужин,
С отцом могу пойти чинить забор,
И мой щенок там носится по лужам.
Там ждёт меня родная столько дней,
Я их считал и так мечтал о встрече,
Чтоб лишь рукою прикоснуться к ней
И тёплый шарф накинуть ей на плечи.»
Дрожит рука над ящиком свечным
И воск под огоньком тихонько тает,
И кажется сквозь полумрак и дым
За ним печальный ангел наблюдает.
Логически рассуждая, по совести говоря,
Люди в поисках рая время теряют зря.
Натаптывают мозоли, калечат в поклонах лбы,
Стараясь познать законы нелепой своей судьбы.
Лягушка шуршит в сметане и рыба бьётся об лёд,
Лишь только когда на грани, лишь только если припрёт.
Вот так обстоит и с раем: дорога туда видна
Только с самого края, только с самого дна.
Только из полной тени кажется ярким свет,
Становится ценным время, когда его уже нет.
Ласковым зной июля кажется лишь зимой,
Знанье, что пуля-дура приходит вместе с войной.
Не ходят туда трамваи и не рассчитать маршрут,
С отрезанными ногами люди туда ползут,
Подтягиваясь зубами, видят сквозь слёзы свет…
