Итак, было жарко. Нестерпимо жарко. Настолько жарко, что, казалось, солнце сошло с ума, желая превратить тихий летний день в настоящее пекло, а зеленеющие луга, простирающиеся изумрудной полосой под лазурным голубым небом, в безжизненную пустыню. В такую погоду неплохо бы отдыхать в купальнях с бокалом вина, или сидеть у пруда, наслаждаясь прохладой, в тени какого-нибудь деревца, а не топать по разбитой сельской дороге, прикрывая ладонью глаза и лицо от палящего света. Иначе говоря, хорошо было бы оказаться вдали от всего этого солнечного безмолвия, где нет такой жары, а есть покой и тень и ветер. Где-нибудь в Эрмивальде, Морольфе или Бранальске, с его туманами и теплыми дождями. Но об этом приходилось только мечтать. Тени было, как назло, слишком мало, солнца слишком много, а про существование ветра не приходилось даже и вспоминать: воздух можно было резать ножом, а на раскаленных камнях устроить небольшую камеру пыток. Однако, выбора у меня не было. Аинардское лето являло себя во всей красе.
Я шел по проселочной дороге вот уже второй час, проклиная всеми известными мне способами нерадивого истеричного извозчика, посчитавшего слишком большим риском пересекать пограничную заставу без надлежащих доверительных грамот. Он пререкался со мною весь путь из Эрмивальда, не смотря на мое уверение, что с документами жнеца, его пропустят даже на небеса, не то, что через пост напыщенных солдафонов, беспрестанно дующих пиво и считающих деньги, безбожно содранные с немногочисленных путников за право прохода, но так и не согласился. Он остановил экипаж еще на подступах к заставе, и не двинулся с места, даже не смотря на угрозы или подкуп, к которым я тщетно прибегал. Как я понял позднее, у него были изрядные проблемы с Пылью Пустоты – наркотическим зельем, которое варят из магических дистиллятов и вытяжкой из некоторых грибов и растений. Слабый, едва ощутимый специфический запах наркотика я уловил еще в экипаже, а нервозность и истеричность извозчика только подтвердила мои догадки. Ему бы несладко пришлось, окажись он в руках местных органов самоуправления, даже с документами Церкви, так что он оставался непреклонен. С началом войны найти заслуживающий доверия экипаж стало непросто даже в больших городах, затем, спустя год, крайне тяжело, теперь же – невероятно трудно. Многие извозчики оставили свое ремесло, опасаясь шаек бандитов и мародеров, что расползлись по лесам и полям Аинарде, многие не желали встречаться с отрядами солдат и рыцарей, что патрулировали каждый более-менее значимый тракт, некоторые опасались неупокоенных, до которых еще не успели добраться жнецы, а остальные требовали за свои услуги такие баснословные деньги, что на них можно было купить лошадь, со всей новой сбруей. Мне же повезло встретить такого извозчика, который оставил меня по дороге на половине пути от Эрмивальда до Ростальфа. Архонты проводили большой сбор слуг Церкви Равновесия, отозвав своих людей даже с жатв и заказов, что говорило о невероятной значимости и срочности грядущего мероприятия. Не смотря на то, что Ростальф находился у черта на рогах, ни в одной сотне лиг от более-менее крупного города, у меня оставалась в запасе еще неделя свободного времени, так что в особой спешке небыло никакой надобности. Я выбрал путь через имперский тракт, прямиком через Шепчущие поля и отправился по дороге Нижнего спуска, оставив позади Эрмивальд и Грессор, за что в результате жестоко поплатился. Теперь мне оставалось только упрямо шагать вперед, по камням и пыли, проклиная последними словами жадного и наглого кучера, чье имя, как мне хотелось верить, обязательно скоро попадет в мой список Жатвы.
Солнце стояло в зените. Солнце жгло немилосердно. Дышать было тяжело, рубаха из легкой ткани казалась тяжелее кольчуги, наплечная сумка натирала плечо, оттягивал пояс меч на боку, лишним грузом болтался церковный серп, высокие ботинки покрылись толстым слоем пыли. Если в мире в эти минуты и существовал более нелепый или более несчастный жнец, чем я, я бы с радостью посмотрел на него, но таких людей, судя по всему, не находилось. Я миновал очередной поворот дороги, прошелся по кустикам выгоревшей травы, жесткой как проволока, бросил взгляд на указатель у обочины, приложив ладонь к глазам. Сообщение, написанное на листке выцветшей бумаги, прибитой к деревянной стрелке, указывающей направление, гласило: «Поселение Высокий Вингард. Четыре лиги. Вниманию путешественников! Вход воспрещен северянам, беженцам, нищим, попрошайкам, прокаженным и чародеям. Эликсиры, зелья и мази не предлагать. Причина сего нетерпения…» Дальше доска была обломана, письмо оборвано, а в слово «мази» кто-то подписал «р», после первой буквы. На этом послание обрывалось, оставив в неведении, чем все перечисленные не угодили жителям Вингарда. Я сплюнул в сторону, прикинул расстояние до деревни, кивнул сам себе головой. Высокий Вингард был мне знаком еще с давних времен одной из первых моих Жатв, тем более, что ни под одну из вышеупомянутых категорий, которым вход был строго запрещен, я не попадал. Здравый смысл стремительно брал верх над смутным стремлением продолжить путь до Ростальфа. В любом случае, у меня еще остается семь с половиной дней, чтобы преодолеть остаток дороги, а небольшой отдых мог пойти только на пользу. Я поправил меч у пояса и сумку на плече, и отправился вперед, доверившись направлению, что указывала деревянная стрелка. Четыре лиги? За час управлюсь, даже по такому пеклу.
Было невероятно жарко. Над полями властвовала тишина. В звенящем воздухе нестерпимо приторно пахло дикими цветами и полынью.
