Асият.
Ближе к вечеру началось самое страшное. Пришла какая-то тётка, в чёрной одежде. Высокая, больше похожая на мужика, чем на женщину.
– Иди в уборную, раздевайся и вставай в ванную! – скомандовала она.
– Ещё чего?! – возмутилась я.
– Хочешь поспорить?! – она сложила пальцы в замок и стала их разминать. – Живо, уродка разноглазая, мне некогда!
Я реально испугалась. Почему-то захотелось жить. Хотя бы до того момента, пока не начну уговаривать клиента меня отпустить.
В ванной тётка побрила мне подмышки и лобок.
– Вымойся дочиста. Приду через полчаса, – холодным тоном заявила она и ушла.
Вернулась противная мадам с охапкой одежды в руках. Это были шмотки весьма откровенного фасона. Мои возражения, разумеется, никто слушать не стал. Следом зашёл Гарик и начал поигрывать плёткой перед моим носом.
Женщина помогла мне надеть чулки, пояс с подвязками, при этом нижнее бельё не полагалось. Потом на меня напялили широкую мини-юбку и блузку с короткими рукавами. Обули в туфли на маленьком каблуке. После этого тётка расчесала меня и нанесла макияж.
Я глянула на себя в зеркало и, мягко говоря, офигела. Юбка слишком короткая. Если наклониться задница оголится. Грудь открыта до самых сосков. Макияж – боевой раскрас шлюхи. А-а-а, что они со мной сделали, твари!
– Суки! – выдавила я сквозь зубы.
– Ну, ты ещё поплачь тут, – ехидно ухмыльнулся мужик. – Кстати, плакать не запрещено, косметика водостойкая. Пора, милая, пойдём.
Меня проводили на сцену, и я услышала:
– А вот и лот – сюрприз! Последний на сегодня!
Какой-то молодой мужик схватил меня за руку и вывел на середину.
– Посмотрите, какое лицо. Это же просто ангелочек. Начальная цена – пятьдесят тысяч!
Мне было стыдно и страшно, я умирала на этой сцене. И всё больше повторяла про себя, что если не отпустят, то…
– Шестьдесят тысяч, раз! Шестьдесят тысяч, два! Семьдесят тысяч! – звучало в голове, как гром.
– Посмотрите, какая попка! Повернись, сладкая!
Я повернулась и сжала ноги вместе, когда этот гад поднял юбку. Козёл, ещё рукой по заднице проехал.
– Какой персик! Попочка что надо! Кто больше! Девяносто тысяч, раз! Девяносто тысяч, два!
– Титьки её покажи! – крикнул кто-то в зале.
У меня в глазах стояла пелена из слёз, но я их ещё с трудом сдерживала. Когда повернули лицом к зрителям, я сквозь эту пелену увидела сытые, богатые рожи. За одним из первых столиков сидели три мужика. Один из них взгляда от меня не отрывал. В отличие от некоторых, он был вполне ещё молодой мужчина, когда кое-кто в зале казался дядькой за пятьдесят. Были тут и женщины, но они за меня не боролись.
Гад, что меня всем показывал, встал сзади и обнял, оттянул декольте вниз одной рукой. Потом стал гладить грудь.
– Посмотрите какие сиськи! Небольшие, но красивые словно персики! Девушку подготовили к ночи любви! – юбку подняли. – А теперь главный сюрприз. Лот с уникальной аномалией: один глаз зелёный, другой карий!
Все удивлённо ахнули. Я старалась прикрыть лобок руками, и по щекам потекли слёзы. Смутно видела, как мелькают руки. Сумма перевалила за двести пятьдесят тысяч.
– Двести шестьдесят тысяч, раз! Двести шестьдесят тысяч, два! – кажется, эту сумму предложил пожилой мужчина.
Я уже обрадовалась, потому что ведущий крикнул в последний раз.
– Двести шестьдесят тысяч…
Если он купит меня, возможно, удастся уговорить отпустить. Тут поднялся тот самый, что разглядывал меня с переднего столика.
– Триста тысяч и она моя! – рявкнул он ледяным тоном.
У меня и так противные мурашки гуляли по телу, но от этого голоса мне явно поплохело ещё больше. Жуть ждала впереди. Никто больше не стал за меня бороться.
– Триста тысяч, раз! Триста тысяч, два! Триста тысяч, три! Продано! Вас проводят в комнату девушки, когда пожелаете, господин! – рявкнул ведущий, и меня увели со сцены.
Асият.
Мама суетилась, собирала вещи в чемодан. Я помогала. Не хотелось, чтобы она уезжала из дома, но с её Жориком я точно жить не буду.
Мама у меня красивая – шатенка с зелёными глазами, но очень наивная. Всем верит, пытается видеть в людях хорошее. Я поняла это уже в десять лет, когда маму надул какой-то парень, ходивший по квартирам с товаром. Он втюхал ей дешёвый утюг и набор ножей в три раза дороже. Говорил: «Эксклюзив, и в магазине такого нет». Мама потом сокрушалась, что повелась на сладкие речи.
В любви мама оказалась такой же. Вот хоть бы моего отца взять. Он служил в армии у нас в городе. На одной из увольнительных познакомился с мамой. Ей тогда восемнадцать лет исполнилось. Мама сама признавалась, что он красиво ухаживал: цветы, стихи, нежные слова. А когда она забеременела – все стихи позабылись, и нежные слова исчезли.
Данияр принёс маме деньги и заявил: «Вот, родители прислали тебе на аборт. Они не примут девушку другой веры. Да и я сам жениться не собирался».
Мама деньги взяла, но купила на них детскую кроватку и коляску с рук. А когда я родилась, она даже Асият меня назвала, в надежде, что папаша одумается. Потащила меня к воинской части. Но Данияр только хмуро глянул в пелёнки и произнёс: «Ну и кого ты мне притащила? Может, она не моя вовсе? В моей семье никогда не рождались уроды». Потом папаша развернулся и ушёл, сказав напоследок, что завтра уезжает домой – у него дембель.
В то время не было понятно, на кого я похожа, но глаза достались от обоих родителей. Одна радужка – каряя, а другая – зелёная. Я иногда спрашивала об отце, а мама отшучивалась, мол, любовь молодости. Но потом она решила признаться во всём. Это произошло на моё восемнадцатилетие.
Мой отец, конечно, был не единственным мужчиной в её жизни. Сколько себя помню, за красавицей Еленой ухаживали многие, но жениться никто не хотел. Поиграют, как куклой, и бросят.
Мы живём в двухкомнатной квартире, и я не против того, что мама приводит в дом кавалеров. Понимаю, что она взрослая и ей это надо.
Мама нашла очередного поклонника. Дядя Жора – накачанный, лысый мужик, весь в наколках. Не нравится он мне. Мутный какой-то. Ушёл на балкон курить. Так дымить, и никакого здоровья не хватит.
– Мам, не связывайся с ним. На фига тебе этот уголовник сдался, – прошептала я, вынимая очередное платье из шкафа.
– Ну что ты, дочка? Георгий давно исправился. Не надо смотреть на прошлое человека, если он встал на правильный путь. Жора работает, с криминалом больше не связан, – моя наивная мама, как всегда, начала его оправдывать.
Да, он действительно работает: развозит на рефрижераторе товар по магазинам. Но это ничего не значит. По крайней мере для меня он как был уголовником, так и остался.
– Тогда ты переезжаешь без меня. Мне уже восемнадцать. До экзаменов два месяца осталось. Живите сами как вам надо.
