Город, куда я приехал на стажировку, быстро меня разочаровал. Интересных зданий в нем почти не было. За несколько вечеров я обошел его улицы, и ни на какую мне не захотелось вернуться.
Один из новых приятелей позвал меня на вечеринку в небольшой клуб. От нечего делать я пошел с ним и его подругой.
– Там бывает любопытно! – весело сказала девушка.
– Любопытно – что? – спросил я.
– Увидишь, – загадочно улыбнулась она.
Зал был абсолютно голубым – все плоскости выкрашены в этот цвет. Он мог бы напоминать о небе, но создавалось ощущение, что находишься в обувной коробке. Внутри этого параллелепипеда мне не понравилось. Народу было довольно много, музыка играла дурацкая, и я уже подумывал уйти. Неожиданно какой-то ярко одетый тип заговорил со мной безо всяких церемоний:
– Если Слайтли здесь, то и Кэт скоро появится – эта парочка дня не может прожить друг без друга.
– Для меня это важно? – спросил я, разрешая себе не быть вежливым. – Вас не смущает, что я не знаю ни вас, ни тех, о ком вы сейчас говорите?
– Вы скучали, и я решил… Ну, неужели вы не знаете мистера Слайтли? –
Он показал на молодого человека, – хотите, я вас с ним познакомлю.
– Это местная достопримечательность?
– Местная – Кэт, а мистер Слайтли, как нетрудно догадаться…
– Большое спасибо. Всего хорошего, – сказал я таким тоном, чтобы у него отпало желание снова заговаривать со мной.
Я отошел к барной стойке, мой приятель был там. Мы выпили.
Я пробежался глазами по лицам, и хотя Слайтли, сидящий неподалеку, не показался мне ничем особенным – молодой англичанин, очень худощавый, с маленькой аккуратной головой, дорого одетый и надушенный – он оказался, чуть ли единственным экземпляром, за разглядыванием которого можно было скоротать здесь время.
– А вот и Кэт! – услышал я женский шепот, видимо, выпущенный в пространство непроизвольно, как чихание.
Все притихли, даже слышно было, как скрипнули ботинки Слайтли, когда он театрально поднялся и подошел к дверям.
Раздвинув длинные нитки стекляруса, в зал вошла молодая женщина. Она была невысокая, даже маленькая, с рыжей гривой, каждая прядка которой завивалась как небольшая пружинка, а вместе они образовывали вокруг лица рдяное облако. Кожа у нее была очень белая и вся – не только на лице, но и на шее, на груди, на руках – в коричнево-рыжих веснушках. Она смотрелась миниатюрной, а все линии ее тела были плавными и мягкими. Одета она была неброско – серые брюки и светлый топик на тонких бретельках, пара простых серебряных браслетов на руке. Кэт мне понравилась, я нашел, наконец, подходящий объект для наблюдения, и мое раздражение утихло.
Девушка избалована общим вниманием и позволяет себе делать все, что ей хочется, предположил я, и словно в подтверждение она, зажав в пальцах нитку стекляруса, намотала ее себе на запястье и так остановилась у дверного проема, сверкавшего и позвякивавшего за ее спиной голубыми гирляндами. Другую руку она протянула Слайтли, и он, опустившись на одно колено, поцеловал ей костяшки пальцев.
– Я счастлив приветствовать мою госпожу, – сказал он, поднявшись и подавая Кэт руку.
Мне было непонятно, зачем он так паясничает, но общество, видимо, было осчастливлено, и вечеринка по-настоящему началась.
Я уподобился публике – наблюдал за актерами. Реплики были прописаны скучновато. Возвышенное кривляние разбавлялось танцами и тостами, принимать участия во всем этом мне не хотелось.
Я поднялся, решив, что мне пора. В это время Кэт, которая сейчас была неподалеку от меня, уронила браслет. Я подобрал его и протянул ей.
– Вы потеряли!
Со всех сторон я услышал какие-то странные звуки, напоминающие сдавленное шипение, лица у многих были такие, что я насторожился. Казалось, что меня сейчас вышвырнут с балкона.
Тут я понял, что браслет был уронен не просто так, а для Слайтли. Я все еще держал его в руках. Она смотрела на меня и улыбалась, для чего-то продлевая эту мизансцену.
– Спасибо, – наконец произнесла Кэт.
– Всего хорошего, – сказал я.
– Будьте осторожны, – ответила она.
Я понял, что попался на крючок. Понял, что для всех браслет должен был поднять он, но она нарочно бросила его так, чтобы поднял его я. Я понимал, что в их игре не хватает конфликта – счастливые влюбленные долго не могут быть интересны, и я назначен ею на роль угла в треугольнике. Играть по их правилам я не собирался, но я хотел снова увидеть ее. На следующий вечер я уже один отправился в голубую коробку.
Я пришел намного позже, и представление уже было в разгаре. Я вошел в зал и наткнулся на стену из спин. Те, кто стоял ближе ко мне, даже привставали на цыпочки, чтобы лучше видеть – действие разыгрывалось на балконе. Я знал, что мне с удовольствием поведают, что происходит, поэтому спросил у первого попавшегося:
– А что у нас сегодня в программе?
Тот вздрогнул от неожиданности и, мельком взглянув на меня, и, видимо, узнав, поскольку своим дурацким поступком я снискал себе известность в этом странном обществе, шепнул:
– Мистер Слайтли обиделся, потому что Кэт танцевала с другим, хотя обещала танец ему. И чтобы вновь вернуть его расположение, она объявила, что пройдет по парапету балкона.
– Очень логично, я бы тоже именно так и поступил.
– Тоже бы обиделись?
– Нет, тоже прогулялся бы по перилам!
Я стал пробираться вперед, не обращая внимание на возмущение, добрался до широкого проема, ведущего на балкон, и мне, наконец, стало видно ее. Она уже стояла на парапете. Успела набраться хорошенько – может, для храбрости, а может быть, эта идея пришла ей в голову именно потому, что она была пьяна. Ее полупрозрачную блузку трепал ветер, длинная юбка спутывала ей ноги, а ее босоножки на тоненьком каблучке не оставляли сомнений в том, чем закончится эта прогулка. Она смотрела куда-то вверх, и ее шаг, крохотный и неуверенный, по гладкому мрамору, вызвал у наблюдателей испуганно-восхищенный ах. Я боялся напугать ее, но все-таки, ко всеобщему неудовольствию, протиснулся на балкон, быстро шагнул к ней, обхватил ее колени, снял девушку с перил, спустил на пол, осторожно обняв. Мне не хотелось выпускать ее… Я не мог отпустить ее… В тот момент все потеряло значение, была только эта нежная легкость в моих руках…
– Что за наглость! – возмутилась она и стукнула по моему плечу кулачками. – Как вы смеете?
– А вы как смеете так глупо рисковать жизнью? – спросил я, все еще удерживая ее.
– Я делаю то, что мне заблагорассудится, ясно? И вас это не касается! – Она с вызовом запрокинула голову, чтобы посмотреть мне в глаза, даже на каблуках она была гораздо ниже меня. – Я сама собой распоряжаюсь!
