Сергей Надеев - Игры на воздухе

Игры на воздухе
Название: Игры на воздухе
Автор:
Жанр: Современная проза
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Игры на воздухе"

В настоящем издании под одной обложкой собраны книги, написанные и изданные в прежние годы, снабжённые авторским комментарием.

Бесплатно читать онлайн Игры на воздухе


© Сергей Александрович Надеев, 2016


Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Стихи – вроде бы вот они, перед нами, они написаны, а для чего, для кого – с первого взгляда не разберёшь. Но остаётся стойкое ощущение, явственный привкус того, что за ними стоит нечто бóльшее. Это как шифр. В этих строках есть тайна: смотришь – и пред тобою лишь хаос цветовых пятен, а присмотришься – возникает картина. С первого раза они не даются, они ускользают, протекают сквозь пальцы, их «пролетаешь», словно не за что зацепиться. Вот она, странность, – стихи непременно требуют объяснений. Или, другими словами, предполагается, что они ждут толкования. Или написаны тому, кто знает. Как герметические тексты, малоинтересные сами по себе, но если есть код… Слабые значения – пожалуй, именно этот образ является определяющим.

Евгения Верейская

Лесное лето

«– Ах, – промолвила, – вот и тебе половина…»

– Ах, – промолвила, – вот и тебе половина.
Лето ахнулось яблоком – от вершины до самого низа.
Долька сливы спеклась (разве в чём-то повинна?) На железе карниза.
Уходили по берегу к поплавку проржавевшей насосной,
Пробирались, сжимая перила, по зыбким понтонам,
Солнце, встав за спиной, от воды отражалось несносно,
Застилая глаза то цветным, то солёным.
Доносились счастливые возгласы, стрекот моторки…
– На! – пакетик блеснёт. И посыплются в воду,
Неспеша раскатившись, тугие восьмёрки
– Что ж не ловишь! —
Улыбнусь виновато, скину тапочки с бледным тавром «Скорохода».
Что мы ждали от лета, когда сочиняли ночами
Шум на влажном песке и едва долетающих капель
Ледяные уколы, атлетов с лепными плечами
И пловца на отшибе, «Как водичка, приятель?»?..
Сядешь рядом, на тёплые доски.
Расплывётся пятно, подминая
Мелких выбоин трещины, сколы, извивы, бороздки.
Чуть дрожишь от воды, мягко щуришься, к небу лицо поднимая…

«Чуть свет, чуть птичьих интонаций…»

Чуть свет, чуть птичьих интонаций
Достанет, чтобы скрасить лес,
Густой от запаха акаций,
В прожилках пасмурных небес —
Ты ускользаешь за калитку,
Чтоб у воды, невдалеке,
Согреть продрогшую улитку
В полуразжатом кулаке.
И дразнишь сонную округу,
Когда, услав поводырей,
Спешишь к сверкающему лугу,
Жуков роняя и ктырей.
О, как тебе даётся споро
Наука этой широты
Срывать в охапку у забора
Травоподобные цветы!
Мне не угнаться, не угнаться…
И только вижу сквозь туман,
Как прогорает меж акаций
Твой невесомый сарафан.

«Я бреду по колено в июле…»

Я бреду по колено в июле
И читаю в игре голубиц,
Как тебе, босоногой, нетрудно
Пробираться по пояс в полудне
И молчаньи напуганных птиц.
Про тебя сочинили стрекозы
Неподвижный полёт над водой,
Про тебя, прошуршав по рогозу,
Выкликает брусничную прозу
Не один муравей молодой.
Бог ты мой! босиком, ежевикой,
Листоедов роняя в траву,
Катишь день, словно обруч, увитый
Белоталом, ольхой, повиликой,
Горицветом соришь на ветру!
Ты бежишь без оглядки. И, верно,
Обронила дорогой в хвощи
Горький привкус цветущих календул,
Телиптериса влажные ленты,
И уже не ищи, не ищи…

«Пресветлая, от лета уклониться…»

Светлане Кековой

Пресветлая, от лета уклониться
Не хватит сил. – Среди каких лугов
Тебя настигнет аромат душицы
И разнотравья выцветшие ситцы,
И пенье бородатых пастухов?
Беги, беги, простой рожок заслышав!
Найдёшь приют в сторожке луговой.
Там хор цикад не знает передышек;
Кострец кольнёт, склонившись до лодыжек,
И слабо вскрикнешь: «Боже, Боже мой!..»
Порадуй увальней и с глиняною крынкой
Подсядь к кострищу… – Это свыше сил:
Пить молоко и плакать под волынку
И видеть звёзд колеблемую дымку
И слышать кобылиц, ступивших на настил!
Лови зрачки влюблённых волопасов.
Они следят, приоткрывая рот,
Как тянется со всех степных широт
Ночных жуков нерасторжимый флот,
Невысоко вычерчивая трассы.
По ходу искр, влекомых в небосвод,
Присев на крае вытертой овчины,
Ты предскажи обилье и приплод
Стадам, почившим у подножья вод,
Да яркие, как лето, октябрины.
Прислушайся, но кто там, босиком,
Пугая бабочек, оцепеневших в травах,
Пути не разбирая, напролом,
Спешит к ночным пастушечьим забавам
И валится на влажный чернозём? —
«О, то Июль упал в изнеможенье
И бровь рассёк». – Белёсые виски
Зажми ему, затихшему в коленях,
И чемерицы разотри коренья,
И боль уйдёт с касанием руки.
Он подрастёт, юнец в косоворотке,
И с гиканьем погонит через пруд
Три пары уток, он потопит лодки
И поведёт за поводок короткий
Голодных щук, вцепившихся в блесну…
Но обернись, – куда же пастухи?
Они уходят, охлестнувшись лямкой
Пустой сумы. Ночной огонь утих.
И остаётся от веселья их
Пустая крынка с бабочкой зорянкой…

«К нам скользит, сгорая в мириадах…»

А. П.

К нам скользит, сгорая в мириадах
Водных брызг, в мерцании арцелл
Бледно-жёлтый баловень прохлады,
Пробиваясь плотной цепью тел.
Это пляшут, растопырив пальцы,
Подымая водяную пыль,
Дачники, смывая с кожи кальций,
Нитрофос и звёздочки белил.
Вот они, колени расправляя,
Точат грудь колеблемой водой
И стрекозы шумно зависают,
Разгребая лопастями зной.
– Что же ты? присядь в тени на тине
И лепи, купая пальцы в глине,
Дудочку о дырочке одной!
Но спадёт в прибрежных корневищах
Звон и гомон комариных труб,
Лишь твоё дыхание заслышав
И завидев дудочку у губ…

«Дорогами, похожими на рвы…»

Дорогами, похожими на рвы,
Мы ехали в расхристанной телеге.
Ольховой жердью, срубленной на слеги,
Сшибали листья вянущей травы.
Шли колеи, пробитые сквозь лес,
Сквозь марево позавчерашних ливней.
Насвистывая весело, вольны мы
Считать верхи деревьев до небес.
Лес обступал. В нём не искали мы
Иных примет, чем осени и жизни, —
Как вдруг пронзило болью об Отчизне,
Хватив за сердце!
Замолчали мы.
Вот эти – куст и влажный запах мхов,
Настой смолы, поскрипыванье втулок
И – в памяти – негромкий переулок
Да палисадник, полный лопухов,
И то, что было прожито, и то,
Что проживём, переживём, осмыслим —
Мы Родиной отныне назовём —
…и лес, и звон на птичьем коромысле.

«В селе с названием «Кайсацкое…»

Николаю Кононову

В селе с названием «Кайсацкое»
Ты занят стрижкою овец.
…Бредёшь в степи походкой штатскою
И след от ножничных колец
Тревожит, вроде обручального…
А степь сжигает на ветру
Полотна неба цвета сального.
Раскаянье придёт к утру.
Как славно
душу наболевшую,
Ступая в ржавых сапогах,
Нести травой перегоревшею
И гарь услышать на губах!
И помнить кожею и жилами
Овец худые рамена,
Как отводил кривыми вилами
Ручьи горячего руна.
О, представлял ли эти мутные
И студенистые пласты
В отдохновения минутные
Тем золотом, что жгло персты?
Об этом ли мечта итакова?..
Но жижа свищет сквозь настил,
И овцы плачут одинаково,
Лишённые руна и сил.
Всем телом вздрагивают изредка.
…Переступая тяжело,
Июнь качает – вроде призрака —
В огнях и мареве село.
И утихает над кошарами
Волна обид сама собой,
И овцы, связанные парами,
Жуют губами вразнобой.
А ты – бредёшь путём дымящимся,

С этой книгой читают
Опытный судмедэксперт видел на своем веку больше любого врача «Скорой помощи». Как диагност он превосходил дюжину «докторов Хаусов» и мог порассказать такого, чего не вычитаешь в самом захватывающем детективе. Вот только травят судмедэксперты свои «байки из морга» обычно в узком профессиональном кругу. Книга Владимира Величко – редкий шанс побывать в такой компании. Врач, судебно-медицинский эксперт с 30-летним стажем, он знает о профессии не пон
Казалось бы, среди американских президентов не было менее подходящего, чем АБРАХАМ ЛИНКОЛЬН, – единственный из хозяев Белого дома, чье формальное образование ограничивалось годом в начальной школе, а политическая карьера до выдвижения на высший пост – одним сроком в Конгрессе (неудачно) и двумя кампаниями за место в Сенате (проиграл оба раза). В президенты его избрали лишь потому, что полдюжины куда более заслуженных государственных мужей блокиро
1901 год. Рига. Гимназистка Соня Каплан работает в книжной лавке своего отца, зачитывается романами про сыщиков и мечтает открыть собственное бюро расследований. В гостях у своего учителя она случайно обнаруживает альбом, полный семейных фотографий, на которых его родные брат и сестра изображены состоящими в браке…Пристав, расследуя череду странных смертей, узнает про этот кровосмесительный брак. Кто же позволил им венчаться в церкви? Кто взял на
– Помоги мне, – умоляет она, сползая к моим ногам. – Ну пожалуйста…– Я не могу, – цежу сквозь зубы, захлебываясь ненавистью к себе за это.– Я думала, ты другой. А ты такой же, как и он…Стискиваю зубы и отворачиваюсь, чтобы не видеть ее слез и презрения. Она считает меня врагом, жестоким надзирателем, но я не могу открыть ей правду. В груди нарастает бессильная ярость, но я не имею права на чувства. Потому что я не тот, за кого себя выдаю. Меня вн