Две верфи Каллисто бок о бок стояли на противоположном Юпитеру полушарии спутника. Солнце здесь было всего лишь самой яркой звездой в бесконечной ночи, куда ярче горел широкий мазок Млечного Пути. Повсюду на склонах кратера сияли жестким белым светом рабочие фонари на зданиях, погрузчиках и лесах. Ребра недостроенных кораблей выгибались над реголитом, пылью и льдом. Одна верфь была гражданской, вторая – военной, одна принадлежала Земле, вторая – Марсу. Обе от метеоритной угрозы защищали одни и те же рельсовые пушки, обе занимались постройкой и ремонтом судов, которым предстояло нести человечество к новым мирам за кольцами, как только – если – на Илосе наступит мир.
Обеим грозила нежданная беда.
Филип скользил, немного опережая команду. Светодиодки на скафандре были выбиты, керамическое покрытие скафандра заранее зачистили до матовой шероховатости, чтобы не осталось ни одного блестящего участка. Даже внутренний дисплей притушили – едва разглядишь. Голоса у него в ушах – переговоры диспетчеров, отчеты охраны, треп штатских – звучали в пассивном режиме. Филип принимал, но сам ничего не передавал. Из пристегнутого к спине прицельного лазера вынули батареи. Филип и его группа были тенями среди теней. Таймер отсчета, тускло светившийся слева на краю поля зрения, прошел пятнадцатиминутную отметку. Филип погладил воздух, разреженный почти до вакуума, раскрытой ладонью – этот астерский жест был командой замедлить движение. Его люди повиновались.
Высоко над ними, невидимые в пустой дали, с профессиональным лаконизмом переговаривались марсианские корабли охраны. Марсианский флот сильно растянулся, но на орбите всё же остались два корабля. Скорее всего, именно два. Но, возможно, там были и другие – укрывшиеся в черном небе, поглощающие собственное тепло и защищенные от радаров. Возможно, но маловероятно. А жизнь, как говаривал отец Филипа, – это риск.
Четырнадцать минут тридцать секунд. Рядом высветились еще два таймера: один с сорокапятисекундным интервалом, другой – с двухминутным.
«Транспортный корабль „Фрэнк Айкен“, сближение разрешаю».
«Сообщение принял, „Карсон Лэй“, – знакомо проворчал Син. Филип расслышал в голосе старого астера улыбку. – Койос сабе ай сус хорош кабак внизу?»
Где-то там, наверху, «Фрэнк Айкен» поймал марсианский корабль лазерной установкой той же частоты, что и у прицела за спиной Филипа. Но в ответе марсианского офицера не прозвучало страха.
«Не понял, „Фрэнк Айкен“. Повторите, пожалуйста».
«Извиняюсь, – хмыкнул Син. – Вы, благородные умники-разумники, не знаете внизу хорошего бара для бедолаг астеров?»
«Ничем не могу помочь, „Фрэнк Айкен“, – отрезал марсианин. – Держитесь прежнего курса».
«Сабес са. Тяжелей камня, прямее пули, вот мы какие!»
Группа вышла на кромку кратера, заглянула вниз, на пограничную полосу марсианской военной верфи – она оказалась точно такой, какую ожидал увидеть Филип. Он нашел взглядом склады и разгрузочные депо. Отстегнув прицельный лазер, он вогнал основание в грязный лед и вставил источники питания. Другие люди, растянувшись так, чтобы никто из охраны не мог охватить взглядом всю цепь, занимались тем же. Лазеры были старье, приклепанные к ним платформы слежения набирались с бору по сосенке. К тому времени, как красная сигналка на основании сменилась зеленой, первый из дополнительных таймеров вышел в ноль.
На гражданском канале прозвучали три ноты сигнала тревоги и следом напряженный женский голос:
«С площадки уходит погрузчик. Он… о черт, направляется к противометеоритной батарее!»
Слушая голоса, в которых звучало всё больше паники, Филип переместил свою группу вдоль хребта. Вокруг поднимались прозрачные облачка пыли и не опадали, а расползались, как туман. Погрузчик, не отвечая на команды, пересек пограничную полосу и загородил круглые глаза противометеоритных орудий, на несколько минут ослепив их. Из бункера, как было положено, выдвинулись четверо марсианских десантников. Мощная броня позволяла им скользить по грунту как по ледовому катку. Каждый из них, перебив всех людей Филипа, сожалел бы о сделанном не дольше секунды. Филип ненавидел десантников – всех вместе и каждого в отдельности. Ремонтники уже карабкались к поврежденному механизму. Через час погрузчик вернут на место.
Двенадцать минут сорок пять секунд.
Филип, помедлив, оглянулся на своих. Десять добровольцев, лучшие, которых мог дать Пояс. Никто, кроме него, не знал, чем так важен рейд на погрузочные депо марсиан и к чему он приведет. Все они были готовы умереть по слову командира – просто потому, что знали, кто он такой. Знали о его отце. У Филипа в горле встал ком, возникший где-то под ложечкой. Не страх, гордость. Это была гордость.
Двенадцать минут тридцать пять секунд. Тридцать четыре. Тридцать три. Установленные группой лазеры ожили, запятнали четверых десантников, бункер с основным составом, ограждение периметра, цеха и казармы. Марсиане обернулись – их броня была настолько чувствительна, что заметила даже касание невидимых лучей. Взяли оружие на изготовку. Филип увидел, что один из десантников засек группу, ствол развернулся от лазеров к людям. К ним.
Филип затаил дыхание.
Восемнадцатью сутками раньше корабль – какой, Филип не знал – вышел из системы Юпитера с ускорением десять, а то и пятнадцать g. В точно вычисленную компьютером наносекунду он выбросил несколько десятков вольфрамовых стержней с четырьмя одноразовыми ракетами короткого действия в центре массы. На каждой стоял дешевый, настроенный только на одну частоту датчик. Они вряд ли заслуживали называния «механизм» – шестилетние детишки по вечерам собирают устройства сложнее. Но ракетам, разогнанным до ста пятидесяти километров в секунду, сложность ни к чему. Им нужно только направление.
За время, пока сигнал от глаз Филипа шел по зрительному нерву к принимающему участку коры головного мозга, всё было кончено. Он успел отметить содрогание грунта, выброс пламени с места, где только что находились десантники, две вспышки новых звезд там, где в небе висели военные корабли, – но враг к тому времени был уже мертв. Филип перевел рацию в активный режим.
– Ичибан[1], – произнес он, гордясь, что голос звучит спокойно.
Он и его люди, шаркая ногами, скатились в кратер. Марсианские верфи походили на сон. От разбитых цехов поднимались огненные языки – рвавшийся на свободу газ казался пламенем. Над казармами падал снег в рассеявшемся в пустоте и застывшем воздухе. Десантники исчезли – их разорванные тела разбросало по участку. Кратер наполнился клубами пыли и льдинок, на цель указывал только курсор на дисплее внутри шлема.
