Я несусь по какому-то очередному серому Питерскому проспекту на своей матово-серой BMW, потому что ещё не решила, что лучше – разбиться в попытке уехать от преследования ГИБДД или попасть под статью двенадцать, пункт восемь. Вообще, я собиралась в SPA-центр привести себя в порядок, потому что на вечер у меня грандиозные планы. Металлический голос из громкоговорителя доносится до меня еле уловимым скрежетом:
– Чёрный BMW, гос номер «ХАМ», срочно остановитесь!
Как он понял, что моя машина чёрная, я не знаю, ведь я не мыла её уже два года, с тех самых пор, как неадекватный клон моего парня разбил заднее стекло. Плотная плёнка, приклеенная скотчем вместо окна, меня вполне устраивает, но помыть машину на автоматической мойке с таким оконным протезом – невозможно. А заезжать на мойку с реальными людьми я не хочу.
– Чёрный BMW, немедленно остановитесь! Последнее предупреждение!
Я открываю пассажирское окно и выкидываю пакетик с белым содержимым, который вылетает из машины на скорости девяносто километров в час. Надеюсь, он приземлился не на лобовое стекло гаишников. Затем увеличиваю громкость музыки, смотрю на себя в зеркало, вытираю нос и стараюсь вылепить на своём лице искренне удивлённый вид. Резко нажимаю на тормоз и жду, когда ко мне подбегут пузатые властелины дорог.
– Извините, офицер, у меня громко играла музыка, я не слышала Вас!
Притворяться шлангом – это хорошая, эффективная и рабочая стратегия. Я периодически пользуюсь.
– Выйдите из машины!
Я аккуратно и медленно, чтобы он не пристрелил меня в истерике, выхожу из машины. Какая страсть! Какая экспрессия! С таким количеством висцерального жира можно умереть от переживаний такого сильного спектра.
– Ваша машина в розыске! – чуть отдышавшись, говорит майор – Возьмите документы и проследуйте в служебную машину.
Я уже минут пятнадцать молча сижу на заднем сидении милицейской, точнее теперь полицейской, «Тойоты». Майор стоит на улице и периодически переговаривается по рации. Открываю контакты в своём чёрном IPhone. Набираю в поиске «Мудак» и перехожу в карточку контакта. Смотрю на красную кнопку «разблокировать абонента» и вожу большим пальцем над ней по кругу, потом делаю петлю и вырисовываю восьмёрку. Знак чёртовой бесконечности. Закрываю глаза. Мотаю головой. Открываю глаза. Закрываю контакт. Смотрю в окно.
Резким рывком к моему временному пристанищу с мигалками на крыше подъезжает полицейский BMW. Я закатываю глаза. Не могу поверить, что я только что хотела разблокировать этого мудака! Я с силой толкаю дверь изнутри, истеричный майор тут же кричит мне:
– Оставайтесь в машине!
Клон моего бывшего парня выходит из своей машины и говорит ему:
– Я разберусь. Помощь не нужна.
Я злобно шепчу, быстро приближаясь к Мише:
– Ты больной? Машина в розыске? Серьёзно?
Не дожидаясь бессмысленного и лживого ответа, возвращаюсь к своей машине, прохожу мимо неё и иду дальше по обочине, в поисках выкинутого пакетика, который никто и не собирался обнаруживать. Объектом была я, а не мой пакетик.
Клон громко говорит мне в спину, догоняя:
– До тебя не дозвониться! Дома тебя не бывает. У меня к тебе серьёзный разговор.
Меня злит не сам факт нахождения моих номеров в розыске, а то, что Миша считает возможным поступать так со мной. Почему они все это делают? Это вопрос ко мне, а не к ним. Со мной так можно. А кто разрешил? Кто запретил? Это тоже вопросы ко мне.
– Какие основания, господин полковник полиции, – я интонационно иронично выделяю слово «полиции», – для объявления моей машины в розыск? Вы знаете о существовании внутренней службы безопасности? О прокуратуре? О личной жизни других людей?
Я продолжаю искать свой подсластитель реальности на пыльной обочине, пока говорю это.
– Ой, заткнись! Ты знаешь о существовании статьи за управление транспортным средством в состоянии наркотического опьянения?
– Знаю! Твой лучший друг мне что-то об этом рассказывал. Ты должен знать эту историю, ведь тогда твои подчинённые что-то напутали в документах, включая данные о пострадавших в аварии и анализе крови виновника! – гавкаю я между делом, заинтересованно поднимая только что найденный пакетик на солнечный свет.
Клон Миша невротично оглядывается по сторонам в поисках свидетелей и хватает меня за руку. Репутационные риски. Всё-таки он в форме и обязан меня задержать. Но я уверена, что ему очень не хотелось бы этого делать. Дёрнешь за одну ниточку, клубок начнёт разматываться и в итоге окажется, что эта ниточка была последним элементом, на котором держалось твоё белое пальто. Или полицейский китель.
– Ты! Ты! Ты…– он старается подобрать слова.
– Отцепись! Меня это больше не заводит, милый, – я выкручиваю руку из его клешни и наигранно улыбаюсь. Во мне давно не осталось правды.
Он делает вдох, чтобы успокоиться. Затем говорит:
– Не рамси, я не для этого приехал. Есть маза по Диме.
Я перевожу взгляд с пакетика на свою серую BMW на аварийке. Ужас, застывший в моём животе в зале суда два года назад, сейчас немного приподнялся и чувствуется в районе груди.
– Что? Я не понимаю твоего быдлятского языка!
На самом деле, конечно же, я понимаю, что он имеет в виду, но я хочу оттянуть этот разговор на как можно больший отрезок времени. Осталось около девяти лет. Сомневаюсь, что смогу оттянуть этот разговор на девять лет.
– Ты слышала об амнистии?
Я смеюсь и стучу пальцем по виску:
– Экономические преступления!
– Да, есть варианты… Пошли в машину, надо обсудить.
Он берёт меня за руку, как это делают нормальные люди, когда хотят сблизиться, но мы не нормальные люди и мы не хотим сближаться, просто он таким образом пытается скрыть содержимое моей кисти. Репутационные риски, да.
Мы подходим к моей матово-серой машине, на капоте которой отчётливо читается выцарапанное слово: СУКА. Я сажусь на пассажирское сиденье и высыпаю содержимое пакетика на подлокотник. Клон садится за руль.
– Будешь? – спрашиваю я и достаю банковскую карту из сумки.
– Давай, – отвечает Миша и достаёт пятитысячную купюру из кармана. – У меня есть знакомый, который может помочь переквалифицировать статью, – он скручивает купюру в трубочку, но чувствуется будто скручивает моё горло, – сама понимаешь, тема не стопроцентная, но попробовать стоит.
