Египет, Рим, Китай держи ты под пятой,
Владыкой мира будь, – удел конечный твой.
Ничем от моего не будет отличаться:
Три локтя савана и пядь земли сырой.
Омар Хайям
Вторую годовщину прибытия в средневековую Японию отметил скромно. Четвертого июня тысяча пятьсот сорокового года я велел сервировать праздничный стол на одну персону в летнем «Цветочном» павильоне. К моим причудам прислуга и повара уже привыкли, так что устроил себе настоящий праздник живота. Сливовое вино из Китая, экзотическая для Страны Восходящего Солнца отбивная из мяса нежного, молодого ягненка, картофель, жаренный на конопляном масле и даже салат из первых японских томатов – это далеко не все, чем потчевали меня в этот день дворцовые кулинары. Новый церемониймейстер двора – Ии Наосукэ – тоже расстарался. Пруд перед Цветочным павильоном был заполнен морской водой, куда с большим бережением, с берегов Внутреннего моря, были доставлены святящиеся медузы. Их везли в огромных деревянных бочках, обложенных изнутри водорослями, а снаружи – льдом. Так что доставили почти пятьсот штук в целостности и сохранности.
Ближе к ночи дневная жара спала, на небе появились звезды Млечного пути, а пруд засветился сотней фиолетовых огоньков. Это было так необычно, умиротворяюще и медитативно, что дневные заботы и тревоги постепенно сошли на нет и я смог, наконец, расслабиться. Перед глазами стали появляться картины моего недавнего прошлого. Вот я просыпаюсь в замке Тиба в чужом теле. Рядом сидит жена Тотоми, врач клана Сатоми Акитори Кусуриури и генерал Симодзумо Хиро. Первой уже нет в живых – умерла из-за кровотечения после выкидыша, двое других – ныне мои самые верные и преданные вассалы. Пережили чуму в столице, две войны, смену правящей династии… Хиро-сан так вообще дослужился до второго поста в стране. Стал канрэем или премьер-министром. Акитори мотается по всей Японии, строит больницы и лечебницы, учит врачей.
На глаза наворачиваются слезы. Я все еще сильно горюю по Тотоми – первому близкому мне в этом мире человеку. Вот ведь подлая натура – сколько не дави в себе эмоции, стоит чуть-чуть отвлечься, как все слабости вылезают наружу. Вытираю с лица слезы по жене и нарождённому ребенку рукавом кимоно. Пара глубоких вздохов. Усилием воли возвращаюсь к воспоминаниям. Вижу «своего» сына Киётомо Сатоми. Четыре года парню, живет с няньками в замке Тиба, но внутренне принять его как своего наследника и вызвать в Киото, я так до сих пор не могу. Сатоми Ёшихиро – его настоящий отец, а не тот самозванец из 21-го века, которого забросило в тело дайме заштатного японского клана.
Перед глазами проносятся картины битвы при Хиросиме, где полки Хиро-сана и португальские пушки сломали хребет клану Огигаяцу. Я улыбаюсь – иезуиты небось до сих пор локти кусают, что разрешили использовать корабельную артиллерию. А еще больше они изойдут на гуано, когда узнают, что их главный миссионер Филипп Родригес перешел на мою сторону, отказался от христианства и вот уже полгода как в компании с братом Хайра Сатоми плывет в Англию. Первое посольство в Европу в истории страны Восходящего солнца. Лаймы, Нижние земли (Голландия), Франция, Священная римская империя, Польша и наконец, матушка Россия, которая сейчас вовсе не Россия, а просто Московское царство. Вот программа минимум для посольства. Программа максимум – пристроить Хайру к десятилетнему Ивану Грозному, который сейчас уже царствует, но не правит. Страной управляет опекунский совет во главе с Глинскими, Шуйскими и другими могущественными боярами. Только после восстания 1547 года Иван Грозный получит полноту власти и начнет единолично править. А сейчас ему, а точнее его матери Елене Глинской очень пригодятся сорок верных самураев во главе с братом Императора Японии. Новые кремневые мушкеты, карбидная лампа, полцентнера золотых и серебряных монет – у Хайра и Родригесса найдется чем заинтересовать Глинских.
По сути ставка на Грозного была беспроигрышной, да и, пожалуй, безальтернативной. Насколько я помнил, Иван IV процарствовал дольше всех глав России за все время существования страны – больше 50 лет! А после своей смерти оставил государство размером больше всей Европы. Правда, это было бедное государство, измученное опричниной, бунтами и войнами, но раз я тут – можно сыграть и получше.
Я наливаю себе еще вина и залпом выпиваю. Челядь страшно переживала, что Сын Неба сам себя обслуживает, одевается. Один слуга 12-ранга даже покончил с собой, после того, как я имел неосторожность самолично распахнуть несколько окон в опочивальне. Ведь кто такие были императоры Японии до моего воцарения? Изнеженные затворники. Это проявлялось во всем. Например, тронный зал устроен аж на четырех уровнях, каждый из которых соответствует важности занимаемого положения посетителя. Четвертая, самая высокая площадка, напоминающая «концертную эстраду», предназначалась для Сына Неба. К моменту моего воцарения, возвышение было огорожено высокими боковыми ширмами, напоминающих кулисы. Кроме того, сверху опущена во всю высоту комнаты широкая зеленая штора, собранная из бамбуковых спиц. За этою-то шторой и должен был сидеть микадо во время аудиенций. Как только он появлялся на площадке и садился на трон, штора медленно поднималась до высоты его груди. При этом лицо Императора оставалось невидимым для посетителей; сам же он мог разглядывать их, как через вуаль, из-за зеленой портьеры.
Или взять редкие выезды в святилища для выполнения ритуалов. Когда паланкин с микадо в составе огромного кортежа отъезжал от дворцовых ворот, придворные брали в руки длинные и широкие куски материи и на всем протяжении пути образовывали подобие огромного коридора – чтобы микадо мог избежать людских взглядов. Иначе не дай бог сглазят!
И вот представьте, новый Сын Неба вместо того, чтобы благолепно сидеть под ширмами и исправно отправлять ритуалы, положенные правителям сельскохозяйственной страны, начинает как наскипидаренный мотаться по этой самой стране, влезать во все дела, включая самые мелкие, кардинально менять уклад общества, участвовать в сражениях. Ужас! Кошмар! Вот психика и не выдерживает.
Тяжелый вздох, звоню в колокольчик. Пора уже подавать сладкое. На десерт у меня сегодня были вагаси – колобки из вареного на пару и толченого белого риса. С начинкой из малины, клубники, пастилы из бобовой пасты, медом. Шеф-повар расстарался и вылепил из некоторых колобков фигурки птиц, фруктов, рыбок… Ням-ням, как вкусно!
С чего бы это я стал таким сластеной? Наверное, пытаюсь найти хоть какой-то лучик света в темном царстве отрубленных голов, вспоротых животов, что сопровождают мою нынешнюю жизнь. Два года непрерывной кровавой бойни. Два года! Не успели мне презентовать голову Нориката Огигаяцу – врага N1 клана Сатоми, убийцы «моего» отца, как началась война с домом Ходзе. И вот уже я любуюсь насаженную на деревянный колышек мертвую физиономию одного из регентов при предыдущем сёгуне Асикага – Ходзе Уджиятсу. Дальше головы стали поступать непрерывным потоком. Второй регент – дайме Ёсимото Имагава. Мой северный сосед, решивший поддержать власть правителей, Морикиё из клана Асина. Третий из регентов нарушает традицию – великий военачальник Такэда Сингэн – умирает от ран и из его кожи делают барабан, который очень недолго (всего две недели до полного разгрома) воодушевляет армию клана. Уже осенью «Музыкальный инструмент» привозят в Киото и выставляют на всеобщий обзор. Зато от последнего главы Великого дома – Уэсуги Кэнсина – мне не достается ничего. После того, как ниндзя убивает Кэнсина в сортире, наследники полностью сжигают тело.
