Память никогда не была его сильной стороной, но до самого последнего своего дня он хорошо помнил три события из далекого детства, которые оказали огромное влияние на всю его последовавшую жизнь: как первый раз пробовал курить; как подрался с парнем, который был старше его на несколько лет; и как однажды, не послушав наказа родителей, вышел гулять на тонкий лед залива.
– Дерьмо это всё! – его дед был из крестьян и высокие манеры не были самой сильной стороной его личности. Крепкий и черствый, как оставшийся с выходных в местном сельпо хлеб, он производил впечатление какой-то покрышки, которую выкинули и подожгли, но которая почему-то не догорела. Он сидел на ступеньках крыльца и медленно покручивал в своих желтых пальцах самокрутку из табака, с краю которой, на потрепанной газете, виднелась написанная большими буквами часть заголовка: «члены ЦК КПСС…» Его глаза, красные и влажные от пробитых табачным дымом слез, прищурившись смотрели в лицо внука. – Курение не делает людей взрослыми, запомни это, курение просто превращает их в больных, плачущих и пердящих от своего кашля мудаков! – он выпустил из волосатых ноздрей две струи серого дыма, – и если тебе нужен хороший пример, – здесь он смачно сплюнул в сторону, откашлялся, потом снова засунул толстый конец этой колхозной сигары себе в губы, втянул в себя одним вдохом почти по самые «члены» и выпустил дым из ноздрей в пол, – просто посмотри на меня!
– Курить это круто, Сань! На тебя начинают смотреть как на взрослого, сечёшь тему?! – через несколько дней, в кустах за школой, говорил его дружбан Федя. Он был старше его почти на год и уже обладал тем важнейшим умением, которое поднимало его в глазах сверстников чуть ли не до уровня самого вождя пролетариата, а именно тырить сигареты у пьяного батьки. Правда батька, протрезвев, нередко замечал это, особенно когда сигареты начинали пропадать уже не штуками, а целыми пачками. Тогда Федя приходил к друзьям с синяком на пол физиономии и неохотно говорил, что, мол, сигарет сегодня не будет. На вопросы же друзей о том, как же так и что именно случилось, он всегда злился и предлагал продемонстрировать что произошло на собственной «харе» любопытствующего. Но со временем синяк проходил, батя снова уходил в свой «заплыв» и Федя опять выходил во двор с физиономией, на которой светился уже не синяк, а торжество победы.
– На! – Федя протянул Александру раскуренную сигарету, с одного конца которой тянулась в воздух тонкая струйка дыма, а с другого свисала прозрачная слюна. Александр вытер второй конец о рукав своей куртки и осторожно, стараясь не уронить и не поломать столь ценную и доставшуюся Феде таким трудом вещь, засунул ее в губы.
– Ну-у! Вдыхай давай!
Александр наполнил рот дымом и через несколько минут выпустил его струей перед собой.
– Дурак!!! Ты не в рот, а в себя набирай и через ноздри потом. Дай! Ты только в расход пускаешь… смотри! – он с силой выхватил из рук Александра сигарету и тут же пристроил ее к своим губам. Через мгновение его ноздри расширились и из них, как у дракона из какой-то народной сказки, только что без пламени, вылетели две мощные струи дыма.
– О-о-о! Ну нифига! – Колян, третий парень, который сидел тогда с ними в кустах от ликования взвизгнул как маленькая собачонка, которая после долгой разлуки, наконец-то увидела хозяина. – Дай мне! Дай мне! Ну пожа-а-а-луйста!!!
Федя молча протянул сигарету Коляну, дым продолжал медленно выходить у него из ноздрей. Колян с диким рвением попытался повторить то, что сделал их старший товарищ, но такого изящного дымоиспускания у него не получилось, он закашлялся и вместе с дымом из носа вылезла большая сопля, которая через мгновение приземлилась ему на ботинок.
– Дай! – Федя потянулся за сигаретой, но Колян сделал еще одну затяжку, после которой кашлянул так сильно, что выронил сигарету на мокрую после дождя землю. Федя ничего не сказал ему на это. Вместо слов он лишь влепил ему увесистую оплеуху, которую Коля стоически вытерпел, ибо и сам чувствовал, что виноват. Федя же поднял сигарету и сделал новую затяжку. В этот раз дым не выходил у него из ноздрей, а вышел тонким, хоть и не очень симметричным кольцом из сложенных в букву «О» губ. Ликованию Коли не было уже предела. Он даже вскочил и захлопал в ладоши. Но Федя посмотрел на него как на полнейшего идиота. Да, в тот момент он чувствовал себя богом.
– Держи! – минуту спустя Федя протянул уже остатки сигареты Александру. – Только аккуратнее! Это последняя. Понял?
– Да… понял… – как-то неуверенно проговорил Александр и сразу принял сигарету в руку. Он осторожно вставил ее в рот, потом подождал несколько секунд, как перед чем-то ответственным, вроде чтения стихотворения у доски и, наконец, сделал вдох, в этот раз сделал правильно, легкими, как учил его опытный друг. Поначалу всё было хорошо: дым вошел в него и на несколько секунд остался там, вызывая какое-то приятное щекотливое ощущение где-то внутри. Казалось, всё шло так, как и учил его Федя. Еще немного, еще пара каких-то мгновений и он будет торжественно принят в клуб тех парней, которые не только матерились, но даже и курили, что было уже ваще как круто! Но дед его оказался прав, и судьба приготовила ему сильный удар ниже пояса. Неожиданно для него самого случилось то, чего он так боялся. Дым не вышел из легких с такой же легкостью, с какой вошел. Резкий кашель, вместе со слюнями и дымом, вылетел из его груди и что самое страшное, одновременно с ним тишину пронзил громкий треск неожиданно прорывшегося наружу пердежа. Сигарета выскочила из губ и, пролетев метр с небольшим, опустилась прямо в центр лужи. Коля вскрикнул и на лице его отпечатался дикий ужас. Федя же, наоборот, отреагировал на произошедшее совершенно спокойно. Он не начал орать, не бросился на него с кулаками, не полез за намокшей и распухшей сигаретой в воду, он лишь неспешно приподнялся с корточек, отошел слегка в сторону и поманил Александра пальцем к себе:
– Теперь иди сюда, придурок!
В тот день, вернувшись домой в крайне подавленном состоянии и с синяком под глазом, Александр понял для себя одну важную вещь – не стоит жрать дерьмо, даже если кто-то считает это крутым.
С пьяным парнем, который был старше, Александр подрался уже несколько лет спустя, на даче. Никто не знал его имени, но все знали его кличку – Поляк. Он был из местных, сыном какого-то рабочего на местном лесхозе. Никто не знал, почему Поляка звали именно Поляком. Кто-то говорил, потому, что фамилия его была Поляковский или Поличев, другие говорили, что он был родом откуда-то оттуда, кто-то потому, что жил она на Полянской улице; но несмотря на все эти разногласия, все сходились в одном – он был наимерзейшей тварью, равной которой сложно было найти не только во всей области, но и даже на всей территории некогда великой Речи Посполитой. Александр искренне не понимал, что сделал он тогда Поляку, может посмотрел не так, может сказал что-то не то, а может просто так, ибо он – Поляк, а все остальные – дерьмо, но однажды Поляк, преградив ему у станции дорогу, пообещал «навалять» ему в воскресенье после клуба, потому, что «я буду пьяным, блин, и будет тебе очень хреново».
