Советский посол в Шведском королевстве Александра Коллонтай обвела взглядом почетных гостей. Длинное черное платье с вышивкой в виде роз подчеркивало ее элегантную стать, посадка головы выражала уверенность, однако было заметно, что Коллонтай нервничает.
Ей нравилось стоять в роскошном банкетном зале Стокгольмской ратуши на острове Кунгсхольмен, куда она вместе с другими приглашенными прибыла на церемонию вручения Нобелевской премии по литературе.
После первого бокала шампанского, поданного метрдотелем, Коллонтай взяла второй и, едва пригубив, направилась вглубь зала на поиски достойного собеседника.
В тот день, 10 декабря 1932 года, – а он, в лучших традициях конца скандинавской осени, выдался ненастным и промозглым, – премию Шведской академии вручали британцу Джону Голсуорси за «Сагу о Форсайтах». Роман, действие которого охватывает пять десятилетий, был признан мировым шедевром. Благодаря подробному описанию нравов английской буржуазии «Сага» заслужила высокую оценку и в большевистских кругах.
Коллонтай была бы рада лично поздравить Голсуорси, к которому относилась с большим уважением, но заболевший лауреат на церемонию не приехал. Они познакомились в начале века в Лондоне, когда еще молодая Коллонтай разъезжала по европейским столицам пропагандируя светлые идеалы коммунизма.
Церемония вручения Нобелевской премии по литературе служила дипломатическому бомонду заключительным аккордом в празднествах, вносивших разнообразие в монотонные стокгольмские будни. Присутствие на приеме позволяло его участникам хотя бы на время забыть о неотвратимости бесконечной шведской зимы, которая обещала быть столь же унылой, сколь и предыдущая.
До Александры Коллонтай европейская история не знала женщин-министров. В правительстве Ленина она была первой. Впоследствии ее назначили полномочным представителем, то есть послом – эта должность доставалась женщинам крайне редко. Благодаря своей эрудиции и исключительному опыту эта волевая и искушенная в политике женщина уверенно вошла в высший круг дипломатии.
Зарубежные коллеги Александры Коллонтай в основном относились к ней как к представителю несговорчивого и непредсказуемого советского правительства. При этом внимательный глаз без труда заметил бы, что Коллонтай упорно стремится снять царящее вокруг нее напряжение и по возможности обезоружить своих давних европейских противников. Одни считали ее заурядной светской львицей, другие – безжалостной посланницей тоталитарного государства, но всем было известно, что советский полпред долгое время жила за счет доходов от своих книг, в которых утверждались благородные идеалы. Сочинения Коллонтай пользовались определенным успехом, что позволяло ей не чувствовать себя чужой в среде литературного бомонда.
Ее сборник повестей «Любовь пчел трудовых», увидевший свет в начале 1920-х годов, стал подлинным манифестом феминизма и свободной любви. Его перевели на многие языки, включая японский. Зарубежные издательства продолжали отчислять Коллонтай процент от проданных экземпляров, и ее слава не меркла.
В тот декабрьский день 1932 года перед советским полпредом стояла особая задача: выведать информацию об очередном нобелевском лауреате по литературе. Отчета по этому вопросу от нее с нетерпением ждал нарком иностранных дел Советского Союза Максим Литвинов.
Из кулуарных разговоров Коллонтай быстро удалось выяснить, что кандидатом на награждение может стать русский писатель Иван Бунин. Про́клятый советской властью за контрреволюционные взгляды, Бунин уже более десяти лет жил во Франции.
Слух о кандидатуре русского писателя подтвердил норвежец Кнут Гамсун, получивший Нобелевскую премию двенадцать лет назад.
– Вы уверены? – переспросила Коллонтай, не желавшая выдать перед старым плутом, каким она считала Гамсуна, свою растерянность. – Иван Бунин может стать лауреатом в следующем году? Откуда вам это известно? Неужели Бунин – это серьезно?
Одно упоминание этого ненавистного Сталину имени вызвало в ней глухую досаду.
– Абсолютно, – кивнул Гамсун. – У меня, знаете ли, надежные источники. Я слышал о Бунине от трех или четырех человек, близких к Нобелевскому комитету. Но даже если он не получит премию в тридцать третьем, то уж на будущий год – наверняка. Это вопрос решенный.
Коллонтай набрала в легкие побольше воздуха и со свойственным ей напором ринулась в атаку:
– А как же Максим Горький? Почему не рассматривается его кандидатура? Ведь это по-настоящему большой писатель, автор огромного числа произведений! Разве не пора присудить Нобелевскую премию ему? – Коллонтай чеканила каждое слово.
– Думаю, в этом году о Горьком придется забыть. Проблема в его безоглядной поддержке советских властей, – пояснил Гамсун. – Горький слишком погружен в политику, он слишком много выступает и слишком горячо оправдывает более чем сомнительные деяния большевиков. Это не нравится членам Шведской академии.
Импозантный Гамсун прибыл на прием в ратушу одним из первых. Потребив изрядное количество шампанского, он вплотную придвинулся к Коллонтай. Они были знакомы еще с тех времен, когда Александра работала представителем Советского государства в Осло. Гамсун был несказанно рад сегодняшней встрече и не отходил от Коллонтай ни на шаг.
Назойливые ухаживания столь «завидного» кавалера заставили ее усмехнуться. С каким упорством этот истинный потомок норвежских викингов тщился доказать ей свою мужественность! Злые языки, коих при шведском королевском дворе хватало с избытком, желая поиздеваться над бывшим норвежским подданным, говорили, что Гамсун ежедневно предается распутству и что ему для этого вовсе не требуется призывать на помощь красавицу Сьёфн – северную богиню любви и страсти.
Тем временем словоохотливый норвежский ухажер продолжал потчевать заинтригованную Коллонтай свежими слухами. Он сообщил, что члены Нобелевского комитета обсуждают кандидатуру еще одного русского эмигранта.
– Случайно, не Мережковского? – стараясь скрыть неприязнь, выдавила Коллонтай.
– Вы очень догадливы…
Коллонтай помнила о нем все время, но была уверена, что сумела вывести Мережковского из игры. Как получилось, что его имя всплыло вновь? Известностью Мережковский уступал Бунину, однако его исторические романы «Смерть богов. Отступник Юлиан» и «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» пользовались популярностью не только в славянофильских литературных кругах.
