>–Выходит, Француз – это ты.
В ответ он слегка опускает голову. Меня обжигает враждебный взгляд, в котором читается презрение.
– Ты не могла бы не называть меня так? – В каждом его слове слышится сильный акцент, подтверждающий то, что я и так о нем знаю.
Доминик редко говорил – если вообще говорил – по-французски, что и вызвало у меня подозрения касаемо его прозвища. Но оно очень подходит стоящему напротив мужчине и окружающей его ауре.
Я внимательно оглядываю мужчину и вижу, как по виску стекает капелька пота. Стоит похвалить портного, который пошил для него костюм, достойный короля. Он идеально сидит на нем, подчеркивая мужественность. Его лицо искажено гневом, но от красоты становится трудно подобрать слова, а во рту пересыхает. Несомненно, он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Ошеломленная, ничего не могу с собой поделать, завороженно любуясь густыми, черными как смоль волосами, зачесанными назад. Безупречность лица подчеркивает четкий контур челюсти. Под густыми изогнутыми бровями – от природы черные длинные ресницы, обрамляющие оранжево-желтое пламя в глазах. Властный профиль дополнен широким длинным носом, крылья которого раздуваются от гнева. Рот – еще одно доказательство того, что создатель не торопился во время создания его внешности; пухлые губы являют собой симметричное совершенство. Но волнами исходящий от него гнев вынуждает меня сражаться за остатки разума, который померк с его внезапным появлением.
Он – дьявол в костюме от Армани, с которым я никогда не должна была встретиться.
И угроза для меня.
Схватив со столика пульт, я с силой нажимаю кнопку регулировки громкости и в поисках верха от купальника бормочу себе под нос:
– Я не… не знала, что придешь ты. Я н-не знала, что ты вообще существуешь.
– Ты и не должна была. – Его едкое замечание как кислота, которую он заливает мне в глотку, отчего становится трудно дышать.
Из тебя отвратительная сирена, Сесилия.
Я бросаю взгляд на помост в безуспешных поисках топа, а затем скрещиваю руки на груди, чувствуя, как от унижения горит лицо.
– Тогда для чего было утруждаться и заявлять о своем существовании сейчас?
– По всей видимости, ничего нельзя сделать, чтобы эти два кретина не начали думать членом вместо мозгов. – Его губы раздвигаются, обнажая зубы. Я вижу острые клыки. Он… рычит?
– Из-за врага? – Я качаю головой. – Я тебе не враг.
Мужчина клацает зубами. Его взгляд полон осуждения.
– Нет, ты не враг. Просто извлекаешь выгоду из грязных деньжат своего папаши.
– О, как отрадно видеть отвращение в твоих глазах. Я уж было заволновалась, что ты пришел с другими намерениями.
– Я не трахаюсь с малолетками, – акцент подчеркивает его укор. – И я прекрасно знаю, что ты трахалась с моими парнями.
Его слова жалят, но я не показываю этого.
– Только с двумя. И судя по тому, что я вижу, тебе бы тоже не помешало извлечь выгоду из этого небольшого отступления от намеченного плана. Ты ужасно напряжен.
Мужчина раздраженно засовывает руки в карманы брюк.
– Какого черта ты здесь делаешь?
– Мне нужны ответы. Я хочу знать, что моему отцу ничего не угрожает.
– Я не могу этого гарантировать.
– Но ты не станешь ему вредить?
От его раздумий у меня волосы встают дыбом.
– Не физически. Но да, во всех остальных смыслах.
– А мне?
– Это не имеет к тебе отношения.
– Теперь имеет.
– Нет. Я об этом позаботился. – От его самодовольного ответа меня осеняет.
– Это из-за тебя… это ты заставил их меня сплавить.
В голове быстро вертятся шестеренки, когда я вспоминаю слова Дома, сказанные им несколько дней назад.
«Мы пытались донести свою позицию, но не смогли».
Кто-то с собрания доложил ему, что я здесь. Потому что стоящий напротив мужчина – тот, перед кем Шон и Доминик отчитываются.
Между нами повисает молчание, прежде чем враждебно настроенный незнакомец заговаривает:
– Ты не должна была сюда приезжать.
– Ты знал обо мне. Вы все обо мне знали.
Ну разумеется. Самое главное правило: знай своего врага и его слабости. Но для них я была девчонкой, которая жила далеко и не представляла опасности для их планов. Еще одна причина, почему Шон сомневался, стоит ли брать меня с собой.
– А ты, собственно, кто такой?
Тишина.
– Зачем заявился сюда сейчас и говоришь со мной?
Он продолжает хранить молчание, пока я все обдумываю.
«Кое-кто не смог сохранить секрет».
Кто-то из людей доложил о моем приезде – вот и причина, по которой Шон с Домиником так поступили. В ночь, когда парни устроили мне травлю, они старались через приглашенных в гараж отправить сообщение смотрящему на меня мужчине.
Щелк. Щелк. Щелк.
– Вот почему я была секретом, – шепчу я. – Ты не знал, что я приеду. Ты знал, что мы с Романом не общаемся. – В его глазах появляется огонь, а мои губы расплываются в самодовольной улыбке.
Теперь ясно, почему он так зол.
– Ты даже не подозревал о моем приезде, потому что я приняла решение в последнюю минуту. Они меня спрятали от тебя, и я осталась незамеченной. – Чувствую подступающее волнение. – Тебе известно не все. Каково это?
Мужчина угрожающе делает шаг вперед.
– Ты ни черта не понимаешь, так что прекращай прикидываться крутой девчонкой и веди себя серьезно, потому что я даю тебе всего две минуты.
Я так и делаю. Отбрасываю притворство, потому что сражаюсь не только за свою гордость.
– Я вовсе не такая сука, какой ты меня считаешь.
– Мое мнение о тебе не важно.
– А я думаю, важно. Очень важно. Ведь ты не подпускаешь меня к моим…
– Сесилия, найди других парней для постельных утех. – Его пухлые губы произносят мое имя с отвращением. Он считает меня угрозой, занозой в его зверской заднице и, скорее всего, поломкой в идеально слаженном механизме. Но я осталась незамеченной, поскольку не приезжала сюда восемь лет, к тому же Шон с Домиником умело скрыли меня от него.
И я не могу побороть дрожь, которая пробегает по телу при этой мысли.
– Ты можешь ненавидеть его, можешь ненавидеть моего отца, но сейчас ведешь себя в точности как он. Как двинутый на контроле человек с манией величия, лишенный сострадания.
Он смотрит на меня с яростью.
– Следи за языком.
– А то что?
Возвышаясь надо мной, он бросает предупреждающий взгляд.
– Не советую меня злить.
– А сейчас ты не злишься? И кем ты себя, черт подери, возомнил? По какому праву говоришь мне такое? Может, у тебя на руках больше карт, но ты недооцениваешь меня. Если хочешь от меня лояльности и молчания, в твоих же интересах играть по правилам.
Мужчина не отвечает, но в его поведении чувствуется резкая перемена, и ее достаточно.
