Он не испытывал ни радости от того, что выжил, ни горя от того, что битва была безоговорочно проиграна. Такую уж он выбрал себе работу – воевать за чужие интересы. Впрочем, «выбрал» – это не совсем точно: особого выбора у него не было.
Его отец, князек средней руки, в очередной сваре между владыками более сильными, встал не на ту сторону, что привело его на эшафот вместе со старшими сыновьями; имущество было конфисковано, а жена и младший сын оставлены без всяких средств к существованию.
Поначалу мать пыталась найти укрытие и поддержку у своих родственников, но те боялись вызвать гнев победителя, приютив вдову с ребенком «врага народа». У бедной женщины оставался единственный выход – уйти в монастырь. Но сын был уже почти взрослым, и в женском монастыре ему явно было не место (хотя, усмехнулся он своим мыслям, общество юных воспитанниц пришлось бы ему по душе). Он мог бы тоже поискать прибежище у братии, но вот к чему он не чувствовал никакой склонности, так это к монашеству.
Так он и стал воином, наемником. Правда, с наймом во Франции у него ничего не вышло – судьба его родителей и братьев была слишком хорошо известна, и никто не хотел с ним связываться. Он пытался назваться чужим именем, но… слухом земля полнится. Пройдя через всю страну – от Бретани до испанской границы – он решился покинуть родину, тем более к этому времени и мать тихо отошла в мир иной, не пережив свалившегося на нее горя.
В Испании он сразу же решил не рисковать и не называть своего имени – береженного Бог бережет, вдруг и сюда донеслась молва, – а назваться Санчо (от «Александр», его настоящее имя), сыном владыки какого-нибудь выдуманного княжества, благо их было бесчисленное множество. Долго раздумывать над названием княжества он не стал и принял имя Воин, «Гварьеро», на слегка искаженный испанский манер – дон Гвевара. Это потом биографы его семьи будут безуспешно искать на карте его родину, а пока это имя позволило ему наняться на службу.
Он ехал не спеша, похлопывая время от времени по шее уставшую и взбудораженную лошадь, чтобы она привыкла к его запаху. Он нашел ее – благодарение Богу – запутавшейся стременами в кустах и был этим весьма доволен.
Дон Гвевара тщательно вглядывался в заросли, стараясь обнаружить трупы воинов, нашедших свою смерть в перелеске, и при этом не попасться на глаза своим «коллегам» -победителям, оживленно и радостно перекрикивающимся на поле. То, чем Санчо занимался сейчас, он тоже рассматривал как часть работы. Да, битва проиграна, его наниматель убит, и не только он, но и сам король – и что это значит? А то, что придется искать нового хозяина, к которому хорошо бы явиться в не слишком потрепанном виде. Его же обмундирование сильно пострадало в бесчисленных схватках, благо от противника он не бежал, да и вообще вполне оправдывал свое имя-прозвище. Вот и приходится ему теперь обшаривать кусты и снимать все уцелевшее со своих менее удачливых соратников. Конечно, это право победителей, но им хватит и тех, кто остался на поле, а здесь, в перелеске, пытались укрыться только тяжело раненые.
Внезапно что-то блеснуло в лучах солнца. Дон Гвевара подъехал поближе – и поначалу презрительно поморщился: это было несколько женщин – тоже убитых в пылу боя. «Наверное, маркетантки», – подумал он и хотел было уже двинуться дальше, но потом передумал. У них можно найти какие-нибудь симпатичные побрякушки, которыми удастся снискать симпатии у хорошеньких крестьянок, что будет весьма кстати, поскольку с деньгами в ближайшее время у юноши будет туго.
Он спешился и начал осматривать свою «находку». К его удивлению, «побрякушки» были весьма неплохие, ими можно заинтересовать не только девушек-крестьянок! В центре группы лежала беременная мертвая женщина. Она была одета значительно богаче остальных. «Наконец-то повезло», – подумал Санчо и начал снимать с нее ожерелье и серьги. Потом дело дошло до колец, и тут юноша замер. На руке у женщины был перстень. Тот самый перстень. Тот самый, который король подарил своей жене, узнав, что она беременна. Тот самый перстень, который она с того дня не снимала! Он был в смятении. С одной стороны, негоже королеве, пусть даже мертвой, лежать вот так, в грязи и крови. Хотя, если ее найдут победители, они выставят труп на всеобщее поругание и осмеяние. С другой стороны, за ее украшения можно выручить вполне приличную сумму. Но любой скупщик поинтересуется, откуда они у бедного рыцаря, особенно перстень, сделанный по заказу короля лучшими ювелирами.
От размышлений его отвлекло какое-то странное, едва заметное шевеление. Шевелился живот женщины! Дон Гвевара истово перекрестился: он решил, что это мертвая королева так реагирует на его не слишком благочестивые мысли. Но уже в следующее мгновение он понял, что шевелится ребенок во чреве матери. Он жив! Но вот-вот умрет, задохнувшись.
Юный рыцарь плохо представлял себе, что нужно делать, но потом вспомнил, как однажды, еще подростком, видел, как пастух его отца вытаскивал ягненка из чрева овцы, которую задрал волк. Конечно, королевич – не ягненок, но хуже ему все равно уже не будет!
Санчо достал из-за голенища нож, опустился на колени и начал осторожно вспарывать живот женщины, стараясь унять дрожь в руках – ведь одно неверное движение могло стоить младенцу жизни. Но недаром он славился своим умением владеть кинжалом, все обошлось благополучно. Теперь оставалось перерезать пуповину и шлепнуть малыша – это был мальчик, красный и толстенький, он извивался и брыкался изо всех силенок.
