Городок над равнинной рекою Чулман.
По утрам над волною поднимался туман.
Деревянную пристань качала вода.
Над Чистаем неспешно струились года.
Перестань, Зайтуна, не блажи, не мечтай,
нетерпеньем твоим переполнен Чистай.
Ты по-детски надменна, наивна, юна,
что девчонке-гордячке Тукай, Зайтуна?
Пусть Казань говорлива, бурлива, шумна,
пусть стихами Тукая до края полна,
здесь же пристань качает волна от баржи.
На равнинной реке не нужны миражи.
Что тебе этой славы и горечь, и блеск?
Слушай лучше волны шелестенье и плеск.
Невозможен союз, невозможнее нет:
Зайтуна и бездомный, бездольный поэт.
Тёплый воздух по-летнему благоухан.
Всё вас сватал лукавый Фатых Амирхан.
Только вряд ли в мираж этот верил и сам.
Отдохни, Зайтуна, поброди по лесам.
Жаль мне этой давнишней девичьей тоски.
Здесь крепки и привычны традиций тиски.
Промолчи о смятенье, родных не пугай,
и не стой над рекой, не приедет Тукай.
Умирает поэт, и немеет народ.
Молча плакали люди: он умер. И вот
ленту жизни его не раскрутишь назад.
Был ли счастлив Тукай? Или жизнь —
это ад?
Конфетти разноцветным обсыпало нас,
серпантином связало на жизнь – не на час.
При знакомстве он только молчал и краснел.
Всё шутили, а он улыбнуться не смел.
Он застенчив, – твердишь ты, – не шлёт
он письма.
Не могу же, – горюешь, – признаться сама.
Ты по-детски надменна, наивна, юна,
что девчонке-гордячке поэт, Зайтуна?