По освещенному лишь аварийными лампами коридору бежали андроиды. Скафандры биозащиты скрывали их тела и лица, но лишь андроиды способны так синхронизировать свои движения, чтобы носилки не испытывали ни малейших колебаний, способных повредить тому, кого переносят.
На носилках лежало тело в капсулирующей оболочке. О том, что этот человек жив, свидетельствовали только приборы, которые контролировали жизнь тела и отчасти поддерживали ее. Судя по показаниям, от смерти человека отделяла лишь тонкая грань.
Коридор был длинным, но даже самый длинный путь заканчивается; открылись двери, и андроиды со своим грузом оказались в хорошо освещенном помещении медлаба. Здесь их уже ждали двое людей в скафандрах биозащиты. Безмолвные слуги осторожно закрепили носилки на операционном столе. Стол немедленно ожил – одни манипуляторы споро вскрыли оболочку с телом, другие столь же уверенно принялись подсоединять пациента к системам жизнеобеспечения стола. Люди тем временем склонились над телом.
– Ничего себе, – сказал один из них. Маска биозащиты искажала голос, так что даже не понятно было, женщина говорит или мужчина. – Капитально же ей прилетело.
– Она не знала, с чем имеет дело. – Второй голос определенно принадлежал женщине, даже маска не могла это скрыть. – Черт, все произошло слишком быстро…
– Забей, – посоветовал первый. – Ты ни в чем не виновата. Потери неминуемы, разве он тебе не говорил?
Женщина склонила голову. Первый же тем временем осматривал пациента, если кусок плоти, лежащий на столе, можно было так назвать…
– Сухая гангрена, – констатировал человек. – На первый взгляд. А если присмотреться…
Он одним движением расстегнул застежку краги и сбросил перчатку прямо на пол. Под перчаткой оказалась женская ладонь – красивые, тонкие пальцы, казалось, были созданы для хирургии – длинные и сильные, несмотря на кажущуюся хрупкость. Женщина приподняла руку пациентки, вернее, попыталась это сделать – кусок руки с мизинцем с хрустом отломился.
– М-да, – сказала она. – Кажется, с руками у нас о-очень большие проблемы. Надо ноги посмотреть. Что это вообще такое?
– Криогенный удар, – тихо ответила другая женщина. – Затронуты только конечности.
– В данном случае это не важно, – заметила первая. – Единственный выход – полная ампутация. Иначе вскоре все это начнет гнить, потом заражение крови и кирдык…
Она задумчиво подперла кулаком подбородок маски:
– Может, проще ее добить?
Вторая женщина вскинула голову:
– Ты не понимаешь, что говоришь! Они все для нас ценны! Каждый из них! Если мы можем ее спасти…
– Мы? – в голосе первой женщины послышалась издевка. – Не мы, а я. Да, я могу ее спасти – отчекрыжив ее прелестные ручки и ножки. В конце концов, у нас есть запасные, а я всегда мечтала увидеть… не важно.
Она осторожно придвинула к столу манипулятор, на котором был закреплен лазерный резак:
– Я понимаю – она из твоих. Понимаю, как ты к ним относишься. Особенно к этим деклассированным из седьмой. С учетом того…
– Замолчи! – вскрикнула вторая женщина. В ее вскрике было что-то птичье, так кричат раненые чайки. – Что ты знаешь? Не тебе меня судить!
Первая женщина пожала плечами, попутно проводя пальцем по почерневшей руке девушки на операционном столе. Манипулятор с резаком повторял ее движения:
– Будь это кто-то из моих, ты бы и не почесалась. Но мне пофиг на все это, я делаю свою работу. Я спасу тебе твою игрушку, но ты уверена…
– Уверена! – поспешила ее заверить вторая. – Давай, быстрее, у нее не только руки-ноги проморожены…
– Вот в чем я точно не нуждаюсь, так это в твоих советах, – ответила первая. – Лучше принеси выпить, толку куда больше…
Вторая хотела было что-то возразить, но кивнула, отошла от стола и поспешно вышла из помещения.
– Ну что, милочка, – обратилась первая женщина к телу на операционном столе. – Придется попортить немного твою бархатную кожу, не возражаешь? Эх… а ведь только позавчера я делала тебе татуировку…
Сверкнул луч резака, и свешивающаяся со стола рука девушки упала на пол. Стука не было, лишь легкий шлепок, а потом на месте падения отсеченной руки поднялось небольшое облачко серой пыли.
– Одной рукой меньше, – заметила женщина, когда пыль улеглась. – Давай я теперь отрежу тебе ножку, не возражаешь?
На сей раз лазер работал немного дольше. Когда луч погас, женщина-хирург сказала:
– Ничего, невелика потеря. Я пришью тебе новые ножки, да такие, что все парни будут твои. Ты молодая, теломеры длинные, вырастим тебе все, что нужно…
Она занялась второй ногой, точнее, пока работал лазер, быстро проверила ампутационные поверхности ранее удаленных руки и ноги.
– Знаешь, милая, – обратилась она к находящейся без сознания пациентке, – бывает и хуже. Когда-то меня от одной мысли о протезах начинало тошнить, но уже тогда они у меня вызывали какой-то интерес. Я боялась этого, я думала, что в этом есть что-то извращенное, чудовищное, неестественное…
Она принялась рассматривать свежий срез, тампонировала едва заметное капиллярное кровотечение. Потом выпрямилась и сказала:
– Чушь, бред, чепуха! Sed et si potes fieri, magis utere[1]! Человеческая плоть слабая, к тому же она излишне хрупкая, но мы можем сделать ее сильной, непобедимой, бессмертной!
– Мы? – спросил чей-то иронический голос. Женщина вздрогнула и обернулась. За ее спиной стоял высокий человек в костюме биозащиты, однако не могло быть сомнений, что это мужчина.
– Вы, босс, – склонив голову, ответила женщина. – Конечно, все лишь благодаря вам.
Мужчина кивнул и, подойдя к столу, приподнял еще не ампутированную руку:
– И что вы планируете с этим делать?
– Вырастим ей новые конечности, – ответила женщина. – Думаю, вторую модель и для рук, и для ног…
– Руки сделайте третьей, – сказал мужчина. – Она это заслужила. Редкое бесстрашие для пятнадцатилетней девочки.
– Сделаю, – пообещала женщина. – Вы же знаете…
– Знаю, – перебил ее мужчина. – Как и то, что тебе больше нравится ампутировать, а не выращивать. Тем более – лечить.
Несмотря на то, что лица женщины нельзя было разглядеть под шлемом костюма, вся ее поза выдавала смущение, если не обиду:
– Конечно, моя квалификация не идет ни в какое сравнение с вашей, – сказала она тихо, – но неужели я заставила вас сомневаться?..
– Ну что ты, – отрезал мужчина, – я сказал то, что сказал: резать ты любишь больше, чем лечить. Это не значит, что ты плохо лечишь. Но твой конек – анализ, а не синтез, и это хорошо.
Мужчина присел на край стола, ничуть не смущаясь тем, что на нем лежит тело:
– Апистия, ты совершенна. Мы об этом уже не раз говорили. Порой мне кажется, что ты сомневаешься в моих чувствах, но я люблю тебя не меньше, чем Надин. Я всех вас люблю одинаково. Тех, кто не предал меня. Тех, кто остался верен. Вы – мои жены-мироносицы; когда меня оплевали, вы вытирали плевки, вы снимали меня с креста, вы клали меня в гроб и вы присутствовали… что я говорю, ты сама знаешь. Как я могу не любить тебя? Твой характер – плод моих трудов. Ты такая потому, что я тебя такой создал. И, кстати, ты даже больше похожа на меня, чем Надин, которую ты считаешь своей конкуренткой. Последнее время я вижу в тебе некое напряжение, и я даже знаю его причины. Ты хотела, чтобы семерка была твоей, да?
