Введение
Что и зачем мы изучаем, исследуя нации и национализм?
Как описать историю человечества? Что в ней является главным? Повседневная жизнь людей? История развития их сознания, менталитета? История социально-экономических отношений? История культуры? Политическая история? Биографии выдающихся деятелей, «творцов истории»?
Существуют два подхода. Один – выработать некую методологию, предложить «хирургический стол» и методику «препарирования прошлого». Другими словами, ученые разрабатывают теорию и затем применяют ее к прошлому. Например, они разрабатывают теорию революции и начинают искать в прошедших веках «революции рабов», «феодальные революции», «буржуазные революции», хотя очевидно, что большинство участников этих событий и не знало, что они «свершают революцию». Смысл данного подхода – выработать некий научный язык, объяснительную систему, теорию и перевести исторический материал на этот язык, выстроить хаотичные исторические факты в виде некоей системы с причинно-следственными связями.
Плюс данного подхода: история обретает смысл, ее можно истолковать и понять, дать научное объяснение событиям прошлого. Минус: в исторической науке затруднена процедура верификации – проверки научного знания на достоверность. В естественных и точных науках главным инструментом проверки выступают эксперимент и практическое применение (которые показывают, «работает» или «не работает» теория). Теория проверяется практикой. В истории эксперимент и практическая проверка в большинстве случаев просто невозможны (нельзя заново разыграть Куликовскую битву). Отсюда – степень достоверности исторических теорий устанавливается не без затруднений. Многие теории находятся под сильным влиянием презентизма – концепций, объясняющих прошлое с современных точек зрения, исходя из современных политических и экономических воззрений. Их авторы ищут в прошлом революции, реформы, политические партии и другие феномены Нового и новейшего времени, которые нельзя найти, скажем, в Античности и Средневековье. В таких случаях получаются красивые объяснения и великолепные исторические описания, имеющие с действительностью мало общего.
Другой подход – попытаться вывести историю прошлого из самого прошлого, т. е. воспроизвести систему мышления и восприятия мира ушедших поколений, попытаться понять, что ими двигало, как они объясняли мотивы своих действий, как понимали окружающий мир и происходящие события. Плюс этого подхода в том, что он меньше препарирует и конструирует прошлое, в меньшей мере навязывает ему свои, современные смыслы. Историк стоит на твердой базе исторического источника, и с этой точки зрения его исследования более объективны, полнее реконструируют прошлое. Минус этого подхода в том, что с его помощью изучается в основном рефлексия истории в сознании ее творцов, исторических личностей, авторов исторических источников. Но насколько эта рефлексия помогает понять исторический процесс, его скрытые пружины, сам ход истории и ее причинно-следственные связи? Ведь то, что «так думали современники», вовсе не означает, что они думали объективно и поняли происходившее с ними. Достаточно сравнить воспоминания современников, воевавших по разные стороны баррикад (например, представителей красного и белого движения в России в начале XX в., в частности, мемуары солдат и офицеров армий, сражавшихся друг с другом). При этом подходе мы можем описать рефлексию, представления, менталитет, но откроет ли это нам путь к пониманию сущности исторического процесса?
Эти противоречия в полной мере проявляются применительно к предмету, который сегодня получил название «истории наций», «этнической истории», «истории национализма» и т. д. С одной стороны, несомненно объединение людей с древнейших времен в некие сообщества, которые получали свои названия, «имена», и принадлежавшие к ним люди считали себя «одной крови» с соплеменниками, родными по происхождению, близкими если не биологически, то духовно. Имена этих сообществ были принципиальным элементом социальной и культурной идентичности людей («я эллин», «я француз» и т. д.). На основе этих идентичностей и их взаимодействия создавались и разрушались государства, от небольших национальных до великих мировых империй, возникали и уничтожались величайшие культурные достижения человечества. Во имя нации умирали («За Родину!») и убивали других (печально известные этнические чистки, в том числе трагедия Холокоста). Одним словом, роль этнического и национального фактора в истории человечества несомненна и первостепенна. С другой стороны, до сих пор нет четкого понимания, что же такое этничность, этническая или национальная идентичность, как соотносятся понятия народа и нации, что такое национализм и т. д. Причем общепринятых объяснений нет ни на уровне социокультурных представлений общества о себе самом, ни в научной среде.
Здесь также выделяются два подхода. Первый – создать теорию, концепцию этногенеза, этноса, нации, нациестроительства и затем применить данную теорию к историческому материалу. Про этот процесс очень точно сказал немецкий историк Райнхарт Козеллек: «В самое последнее время под названием “этногенез” стало появляться нечто вроде теории минувших трех тысячелетий, а рамках которой с помощью эмпирико-генетического подхода делается попытка анализировать возникновение, изменение и перемещение тех активных коллективов, которые сегодня называются “народом” или “нацией”, а в целях объективации к ним применяется научный термин “этнос”. Продолжая начатое “психологией народов”, “народоведением” и языкознанием, этнология и этносоциология идут дальше, проводя общий и сравнительный анализ вариантов конституирования наций или народов и масс»[1].
Второй подход – изучение конкретных историй этногенеза, нациестроительства, национализма. Но здесь историку работать очень сложно, потому что вопросы происхождения и родства – та сфера, где очень трудно быть объективным (попробуйте беспристрастно рассказать о своих родственниках). Чтобы изучать этническую общность, историк должен как бы вынести себя за скобки этой общности. Об этом точно сказал М. Биллиг: «Чтобы осуществить такое вынесение за скобки, нам необходимо дистанцироваться от себя самих и от того, что мы обычно считаем очевидным или “естественным”. При рассмотрении национализма как идеологии, оказывающей глубокое влияние на современное сознание – и “наше”, и “их”, – все очевидное должно быть поставлено под сомнение. Идеологии – это образцы верований и действий, которые заставляют казаться существующее социальное устройство “естественным” или неизбежным… Чтобы понять эту часть нас самих, нам необходимо попытаться отойти от наших обыденных представлений. Нас не может удовлетворить “естественность” того, что люди, говорящие на одном языке, должны стремиться к созданию национальных объединений. И дело не в опытном испытании веры с целью выяснения ее обоснованности. Аналитик идеологии должен задаться вопросом, откуда эта вера – наша вера – берется и каково ее содержание. Нам необходимо поставить под сомнение – или вынести за идеологические скобки – сами понятия, которые кажутся незыблемыми и которые позволяют нам понимать содержание ежедневных новостей, в том числе такие понятия, как “нация” и даже “язык”. При анализе национализма эти понятия нельзя использовать некритически, потому что они не занимают внешнего положения по отношению к теме, которая должна быть проанализирована»
