…Я шла в толпе прибывших, стараясь не спешить, чтобы ты там понервничал, но чувствовала, как ускоряю шаг, лавируя между чужих сумок. Видела высоко, на втором ярусе, людей за стеклом, думала, что, возможно, встречающие там, и ты в этот момент уже разглядел меня в общей массе и рассматриваешь: хороша – не хороша.
Невольно подтянула живот и спину, посмотрела вперёд и поняла, что толпа уже разрядилась, и я вижу тех, кто стоит по ту сторону. Среди них ты, полсекунды узнавания, потом ты поднял ладони вверх, обозначая: Аня, я здесь.
Не заметила сама, как протянула руки навстречу. Как оказалась в твоих объятьях, как вдохнула запах твоих губ и не смогла избежать первого поцелуя, потом второго и уже думала, не смогу остановиться, но как-то удержалась, просто потерлась носом и уткнулась лбом в твою шею. Все это длилось секунды, но я провалилась на много лет назад, оглохла и чуть не потеряла волю; казалось, мы стоим тут на вокзале вечность, и пассажиры обтекают нас с двух сторон, как река Сена – остров Сите. А мы на нем, как изрядно подпаленный, но выживший в огне Нотр-Дам.
– Ну, привет.
– Ну, здравствуй, еле успел, а ты специально медлила?
– Да нет, я в седьмом вагоне, это серединка, там народу ещё столько же.
– Пойдем?
Потом рассуждения, как лучше добираться: на такси – час пик, простоим в пробках, на метро – тебе нужно разобраться, сам не понял, что куда. Говоришь быстро, видно, что волнуешься, но сам меня успокаиваешь: все, Анюта, выдыхай, ты уже здесь, поздно волноваться.
Говорю, нужно позвонить, роуминга у меня нет. Подключаешь свой роуминг, что-то говоришь про пароль, а я ничего не соображаю, цифры кажутся случайным набором, пока ты не уточняешь: «Да я не заморачивался, мой день рождения и год».
И только в этот момент я начинаю осознавать, что это и правда Гриша, мой Гриша, год рождения и вот эти 06.06. – это все о моем родном, важном, хорошем, живом и настоящем, и он стоит сейчас прямо передо мной. И объясняет, как пользоваться билетами на метро.
Поймав мой взгляд на очередь за ними: «Билеты я купил заранее». «Гриша, какой ты молодец! – искренне восхищаюсь я. «И не выбрасывай билеты, могут понадобиться в конце, меня вот не хотели к тебе пускать». Так и сказал: к тебе. Приятно.
… Сели в метро. Точнее встали. У противоположных от входа дверей. Поймала на мысли: как в Москве. Ни секунды не спускал с меня рук. Тискал плечи, прижимался шершавой бородой к щекам, касался губ. Говорил, говорил, не помню, да и не прислушивалась, о чем именно. Смотрела, впитывала, подставляла губы.
Вагон начал набиваться, нас вплотную прижали к стене с поручнями, ты оказался чуть ли не на мне: ни капли не возражала. Вспомнилось, как на Савёловской открылись двери, и я увидела тебя: вот так же стоишь у противоположных дверей и что-то читаешь. Почти 30 лет назад, чуть больше, чуть меньше, не важно. И вот теперь в Париже, не могу оторвать от тебя глаз.
Ты извиняешься и за маленький номер (пофиг, с тобой хоть в шкафу), и за долгую и не комфортную поездку в метро (да я рада быть зажатой с тобой в любой дыре, чтобы бедром прижиматься к твоему в надежде почувствовать, как твердеет у тебя в штанах). Ты колешь меня щетиной, а я мысленно – продолжай, не отвлекайся, меня давно так никто не касался.
Наконец наша станция, проталкиваемся к выходу (нет, это не Лондон – никто не освобождает нам проход), я вижу, как ты прокатываешь колёсиками чемодана по чьей-то ноге: merde, летит тебе вслед (точно не Лондон, там ещё и извинились бы).
– … слушай, а у нас так сразу было?
– Насколько я помню, да.
– И ведь никто не учил, удивительно.
Мы целовались, не отрывая губ; едва касаясь, отзывались на чуть заметные движения, снова и снова, не сбиваясь с какого-то внутреннего ритма и ни разу не повторяясь.
Со стороны могло казаться, что ничего не происходит. Но происходило волшебство. Проверка на свой-чужой, которую мы когда-то с треском провалили. И сейчас, казалось, у нас появился шанс.
– Не могу оторваться.
– Я тоже.
– Я могу так целоваться вечно, – шептала я тебе в губы.
– И ведь ничего особенного, но, похоже, наш секрет в том, что мы одинаково целуемся.
– И это немало.
– Это очень много!
Ты держал мои волосы в кулаке, оттягивая голову назад и сильнее прижимаясь губами, до боли; потом ослабевал хватку и выпускал мой стон из опухших губ. «Еще, не останавливайся».
Потрясающее чувство, словно мы начали в 89-м: я закрыла глаза, а открыла в 2022-м. Жизнь длиной в поцелуй.
А что, отличное название. Надо продать.
Поиск такси около Лувра – безнадёжное занятие. Сумерки уже сгустились, и без очков вся эта воскресная суета с рекламными огнями, светофорами, фонариками над кафе сливались для меня в одну картину – да, да, ту самую: размытый Париж с ярко-красными и зелёными деталями на пошлых картинках. Для романтиков тоже есть вариант – Париж Амели, кислотный красно-зеленый.
Множественные красные огоньки над крышами такси плыли в медленном потоке, когда над одной из них загорелся зеленый. Ты вскинул руку, но к машине, остановившейся, кстати, во втором ряду, уже бежала какая-то растрёпанная мадам.
«Не судьба», – подумала я, но у судьбы были другие планы и, получив отказ, дама ретировалась. «Монпарнас», это уже ты озвучивал заказ. «Oui, oui», – с легким арабским акцентом прозвучало в приоткрытое окно.
Какая-то музыка, треп шофёра по телефону, слепящие стоп-сигналы, велосипедисты, ныряющие под крыло такси, узкие улочки со столиками почти на проезжей части, и люди, люди, – все это где-то там, в другой вселенной. А в моей: твой запах, рука на моем бедре, нежный поцелуй в висок и молчание, чтобы не разрушить волшебство момента.
По идее мы должны быть усталые вусмерть: мы гуляли весь день, мы почти ничего не ели, кроме утреннего круассана и небольшого омлета (вынужденная посадка в уличном кафе под навес с обязательным ланчем или проливной дождь – выбор очевиден). Но я знала, что как только мы войдем в нашу каморку, скинем обувь и куртки, ничто не остановит нас от поцелуев: сладких, дурацких, по-детски нетерпеливых, чтобы потом очнуться обнажёнными, такими красивыми и честными.
В тепле автомобиля, на твоем плече, со сплетенными пальцами и пульсацией («я здесь очень отзывчивая», «ах, да, одеяло» – диалог двух дебилов, третьим не понять) я уже с трудом сдерживала дыхание, чтобы не выдать себя стоном. Я уже и забыла, что можно кого-то так хотеть.
