Алекс Флинн проснулся и сладко потянулся в постели. Ферта ещё спала. Он наслаждался утренней тишиной и тем особым свежим образом мыслей, который бывает после безмятежно крепкого ночного сна. Свет играл на её блестящей коже и притягивал взгляд, как магнит. Иногда Алексу казалось, что так было всегда, что они настолько близки с Фертой, что ни один день он не смог бы прожить счастливо без этого сладостного единения, без её присутствия.
Он поймал себя на размышлениях о том, что уже наверняка и не помнил, когда и как возник их союз, зачем именно он женился на Ферте и героически, втайне испытывая гордость за то, что терпит суровый нрав жены, продолжает жить на этой далёкой планете, – в родных пенатах своей супруги. Ощутив в себе шорох этих недостойных мыслей, Алекс почти вздрогнул, опасаясь, что Ферта услышит его размышления и набросится на него с недовольным ворчанием. Однако вздрагивать было ещё более рискованно – и он вовремя сумел подавить это движение и остаться неподвижным.
«В самом деле, и чего это я так переживаю в это чудесное утро? Арктур ярко светит, небо нежно зеленеет, а гворки уже вовсю пыхтят и квокхают свои утренние песни». Алекс осторожно повернулся в постели, чтобы удобнее было смотреть на приподнятую оконную ширму. «Подумать только! – с восхищением вспомнил он, – А ведь Ферта сплела эту ширму из местных трав и лиан! Я раньше и не думал, что столько занятных вещей можно сделать щупальцами, не имея пальцев…». Он улыбнулся и взглянул на жену с нежностью и любовью.
Арктур светил в это утро действительно ярко, весело запуская свои лучи в оконный проём, по нижней кромке которого ползли и извивались яркие травы и вьюны. Флинн неодобрительно покачал головой, думая о тех опасностях, которые могут таить эти заросли, и стал осторожно выбираться из постели. Ферта всхрюкнула во сне и он замер, решив немного подождать, пока она уснёт чуть крепче. Ферта не переносила, когда ей мешают спать, особенно во время сладкой послеобеденной дрёмы, когда шнорки и гларины ещё подёргивались и ползали в трёх отсеках её желудка, способного справиться даже с самыми крепкими панцирями и клешнями. Однажды она стегнула Алекса своим увесистым хвостом поперёк спины, когда он, умилившись при взгляде на спящую жену, свернувшую свои щупальца колечками, решил её пощекотать. Алекс улыбнулся: теперь это было такое трогательное и забавное воспоминание! Хотя после того удара его спина и болела так, словно он упал с лестницы.
Бесшумно выбравшись из спальни, Алекс прошёл в кухню и с удовольствием выпил чашечку кофе. Это было непросто организовать, но благодаря усилиям Ферты и дипломатическим талантам Алекса на их кухне была обустроена настоящая кофемашина, – в точности такая же, как на их корабле, – которая могла варить настоящий кофе. Зёрна и воду приходилось завозить с Земли, с редкими оказиями: несмотря на всё богатство флоры и фауны этой небольшой планеты, кофейных зёрен в кладовой местной природы не обнаружилось. А вода, хотя и не очень сильно отличалась по составу от земной, безнадёжно меняла вкус любимого напитка Алекса.
Иногда он добавлял молотые имбирь и корицу – это придавало особый вкус досугу с чашечкой кофе – было ощущение, что вот она, настоящая жизнь, отвоёванная у всех невзгод, взлётов и падений, приобретённая в борьбе за свободу выбора и за право прервать череду обыденности и пожить для себя… И, возможно, для кого-то ещё.
Ему всегда нравилось пить кофе неспеша, глядя в окно и наслаждаясь видом. Из окна его небольшой квартирки на Земле был виден неровный строй домов из стекла и стали. А здесь бурно извивались разноцветные джунгли, живя какой-то своей, самостоятельной жизнью. Алексу были очень интересны местные виды – и Ферта обычно охотно отвечала на его вопросы. Одним из самых любопытных существ был занятный цветок сферической формы на длинном толстом стебле разных оттенков фиолетового цвета, испещрённый броскими жёлтыми пятнами. Сам цветок был ярко-красного цвета и в раскрытом виде несколько напоминал ирис с расходящимися дорожками более светлого оттенка, ведущими в глотку цветка и увенчанными клыкасто-шипастой бахромой по краям.
Это казалось парадоксальным, но на фоне прочих невероятно ярких растений этот цветок было достаточно сложно заметить: его кричащая расцветка обеспечивала неплохую маскировку. Он охотился преимущественно на движущиеся объекты. Хотя, насколько понял Алекс, это было элементом личного пристрастия конкретно их питомца: представители его вида чувствовали любое биологически активное существо. А Лоуэн (такое имя дала питомцу Ферта) предпочитал тех, что могут шевелиться особенно резво, потому что предпочитал поглощать развитые мышечные волокна. Впрочем, Лоуэн понимал, что дом нужно охранять от чужаков и отлично справлялся, как бы осторожно они ни пытались прокрасться за добычей.
Вот и в это утро Алекс различил у Лоуэна на стебле пару утолщений – одно крупное (видимо, попалось небольшое животное) и одно совсем мелкое, размером с банан, может лишь немного длиннее. Оно было заметно лишь потому, что попалось недавно и не успело продвинуться из ближайшего к пасти, наиболее узкого участка глотки Лоуэна.
Алекс похолодел. Он знал, что это. Ему стало неуютно и страх за Ферту, которую он так неистово любил, заставил мирно дремавшего Лоуэна встрепенуться и насторожённо поднять свой красный шар с сомкнутой пастью. Однако, узнав Алекса, он успокоился и потянулся к нему для приветствия. Алекс потрепал его по огромной красной голове и толстому стеблю. Мягкие короткие отростки на нём напоминали нечто среднее между массажной щёткой и шерстью – они помогали стать совсем неприметным в зарослях за счёт игры света и тени. Длинный стебель, похожий на тело взрослого питона, позволял ему обойти дом почти полностью, – и он явно охотно пользовался этим преимуществом, постепенно увеличивающимся за счёт естественного прироста.
