Санкт-Петербург, 21 ноября 20.. года, воскресенье, вечер
Нас пять раз вызывали на бис. Вообще это не было чем-то из ряда вон выходящим. Случалось, вызывали и больше. В принципе мы и планировали такое количество выходов. Обычный концерт, наши старые и новые хиты, которые сегодня несутся из каждой второй машины и каждого третьего окна, а бывает, что и из каждого первого. Но приятно, черт побери! Еще пару лет назад о подобном успехе я не могла и мечтать. Тогда я перебивалась с хлеба на квас, как и вся группа.
В конце второго отделения, между выходами на бис, я только успевала заскочить за кулисы, хлебнуть теплого морса, утереть лицо – и снова вылетала на сцену. Правда, заметила, что за кулисами гораздо больше народу, чем обычно, и много людей в милицейской форме. Перед сценой плотным кольцом стоят лица в камуфляже, а тут за кулисами почему-то снуют и лица в традиционной форме. Но какое мне до них дело? – промелькнула мысль. Думать надо о другом: как выдать на-гора следующую песню, как повыше закинуть ножку, как улыбнуться очередному поклоннику. Цветы, слова благодарности, мягкие игрушки, которые мне часто дарят, поклоны во все стороны, традиционный выброс кокосов в народ – кто поймает. Прощальные воздушные поцелуи. Мы с Андрюхой, вторым солистом, держимся за руки, поклон, еще поклон, последний кокос в массы – и наконец покидаем сцену.
На сегодня все. Прожекторы гаснут. Зрителям пора расходиться. Но куда там… Мы слышим, как бушует людская масса, в особенности перед сценой, где можно танцевать, поклонники вопят, нестройным хором распевают наши песни, но для нас вечер закончился. Все. Можно скинуть с лица улыбку и показать друзьям, как я устала. Плечи опускаются, ноги еле волочу, сейчас бы рухнуть в постельку. Но в принципе уже недолго осталось до этого радостного момента.
Ко мне подходит Женька (клавишник), обнимает за плечи. Он мой самый близкий друг. И только у нас с ним есть дети – и соответственно общая тема для разговоров. У него двое – девочка и мальчик, а у меня один Вадик, который в этом году пошел в первый класс. Женькина дочка и мой к тому же еще и учатся в одной школе, только в разных классах. Мое сокровище уже, конечно, спит, уложенное мамой. Приду домой, поцелую, пущу слезу, на него глядючи – и сама отправлюсь в койку. Завтра выходной, слава тебе, господи. Можно нормально пообщаться с ребенком. Мы выступали три дня подряд.
– Жива? – спрашивает Женька.
– Наполовину, – отвечаю я. – Ты как?
– Ну, мне-то проще, сама знаешь, – криво улыбается он. – Пошли завтра в филармонию? Аркашка нас проведет. Я ему позвоню.
– Завтра родительское собрание, – вздохнула я. – Не получится. Кстати, тебе не надо? Или благоверная пойдет?
– Понятия не имею, – скуксился Женька.
– Опять проблемы?
Мы как раз зашли за кулисы. Может, я не совсем верно выражаюсь, все-таки выступали мы не в театре и не в каком-нибудь доме культуры, а в спортивном комплексе, где сцена воздвигается только на время концерта, ну и все остальное за ней оборудовано по-другому. А в принципе где нам только не доводилось выступать… И переодеваться… Это теперь для нас создают все условия, весь возможный комфорт, а когда мы только начинали… И еще не были раскручены… А если еще вспомнить годы учебы и то, что было после окончания консерватории, когда я хваталась за любую халтуру, чтобы прокормить ребенка… Но лучше те времена вообще не вспоминать. Ностальгией по юношеским годам не страдаю. Может, потому что особых радостей не было? И избытка положительных эмоций, которые теперь дает мне каждый концерт, поклонники, просто наши песни, звучащие на всех радиостанциях. Да я сегодня подзарядилась на неделю вперед! Хотя и устала…
В общем, мы с ребятами оказались в коридоре, идущем от сцены в глубину комплекса. Мы с Женькой шли первыми, Андрей, Юра и Слава чуть отстали.
– Настя, Женя, давайте сюда, быстро! – закричал наш балетмейстер Алик, нас завидев. – Ребята, вы не представляете, там…
– Добрый вечер, – отодвинул Алика незнакомый мужчина с седыми волосами и сунул нам под нос ксиву. – Майор Петров. Я хотел бы с вами побеседовать.
Мы с Женькой вскинули на него удивленные взоры. Сзади как раз подтянулись второй солист Андрюша, гитарист Юрка и барабанщик Славик. Они тоже слышали представление майора.
– А чего такое? – родил Юрик. – Кто-то из поклонниц опять кого-то порезал? Или волосья друг другу повыдергали? Так мы-то тут при чем? Пусть бабы между собой сами разбираются. Или кто-то из Шушиных мужиков друг другу в морду дал?
Шуша – мой творческий псевдоним. Они есть у всех в нашей группе. Я считаю их идиотскими, но наш продюсер настоял на своем. Надо отдать ему должное, Леонид Борисович дело знает. Наша группа стала такой популярной во многом (да чуть ли не во всем!) благодаря ему. Я не испытываю к нему особых симпатий, но уважаю как профессионала. После нескольких грандиознейших скандалов, когда я уже хотела все бросить и уйти, мы смогли прийти к общему знаменателю, и с тех пор совместная работа пошла легче. Мы знаем, чего ждать друг от друга, знаем, кто чего хочет и, главное, преследуем общие цели. И я научилась полагаться на профессиональное чутье Леонида Борисовича.
По большому счету я была довольна жизнью, как никогда раньше. Деньги, слава, успех – все появилось после нескольких лет нищеты и обивания всех и всяческих порогов.
Майор Петров обвел нашу пятерку внимательным взглядом серых глаз. Алик за его спиной пытался делать нам какие-то знаки. Через несколько секунд балетмейстера снова довольно грубо оттолкнули, и к майору подключились еще двое коллег.
– Так, давайте этих распределять, – небрежно кивнул на нас один из подошедших.
– Чего? Чего? – взвился Андрюша.
– Ты чего себе позволяешь, мент? – рявкнул Юра.
– Вы уверены, что имеете право делать это без нашего согласия? – ехидно-вежливо поинтересовался Женя.
– Да если мы сейчас на сцену выйдем, зрители все ваши распределители разнесут, – добавил Слава. – Те, которые приемники. Но мы уже не в том возрасте, чтобы нас туда определять.
– У нас кое-что для всех возрастов найдется, – заметил Петров. – А у тебя детский приемник-распределитель еще свеж в воспоминаниях?
Музыканты заговорили все одновременно, стараясь перекричать друг друга. На голоса никто из нас не жаловался (вся страна уже знает), так что трое представителей органов правопорядка не имели никаких шансов против нашей компании. Вскоре цензурными остались только предлоги и междометия.
– Молчать! – внезапно гаркнул командирский голос, сумевший перекричать даже «Кокосов». Я пока рта не раскрывала, видимо, от усталости.
Мы уставились на владельца голоса. Им оказался мужчина лет пятидесяти или около того, невысокий, плотный, с животиком и генеральскими погонами. Я раскрыла рот: а генерал-то тут откуда взялся? Тоже поклонник нашего таланта? Однако какое-то нехорошее предчувствие уже закралось в душу… Что-то явно было не так, если высокий чин прибыл лично, да и Алик все время пытается нам нечто сообщить…
