Алексей Покровский - Из Петербурга в Петербург. Неформальные воспоминания

Все проходит, все канет в лету. Сколько людей прожило жизнь, а от них не осталось ничего. По дням и часам восстанавливается жизнь А.С.Пушкина или М. А. Булгакова. Но ведь эпоху составляют и люди никому неизвестные. Если от былых времен осталось хоть какое-то эпистолярное наследство, то в настоящее время, в большинстве своем после смерти остаются квитанции об оплате за квартиру, почетные грамоты, да множество никому не нужных справок – памятник бюрократии. Однако, в домашних архивах пока еще имеются документы эпохи (письма, записки).

В Рождество 2005, находясь в гостях у приятеля, я к слову рассказал о своей жизни. Несмотря на то, что он меня знает очень давно, он настолько удивился, что настойчиво попросил, чтобы я об этом написал. А поскольку и у меня были такие мысли, да я и делал кое-какие заметки, то я решил, не спеша, заняться этим.

Я – потомственный петербуржец, знаю свои корни с конца XIX в. Правда, знаю их очень плохо. В детстве я часто просил маму рассказать о своем детстве, так не похожем на мое. К сожалению, мама не оставила никаких воспоминаний, а я не удосужился записать то, что она мне тогда рассказывала.

Слева направо: Георгий, Евдокия Ивановна, Евгения, Александр Николаевич, Ксения Жиряковы (около 1905 г.)

В начале XX в. в Санкт-Петербурге на на М. Конюшенной ул жила простая трудовая семья: отец – солист Придворного симфонического оркестра, его жена и пятеро детей.

Итак, мой дед, Жиряков Александр Николаевич (30.08.1874 – 4.07.1918) был сиротой. Кто были его родители, я не знаю. По-видимому, государство дало ему музыкальное образование за свой счет. Он был солистом Придворного симфонического оркестра, играл на контрабасе (владел и какими-то еще духовыми инструментами). Кстати, его контрабас отличался грифом, который представлял собой не завиток, а львиную голову. Этот инструмент до сих пор находится в оркестре Филармонии. Кроме того, мой дед преподавал в бесплатной музыкальной школе, организованной Н.А.Римским-Корсаковым, в Капелле.

Деду было пожаловано звание «личный дворянин», что означает дворянство, которое не передается по наследству.

У него был брат, о котором в семье никогда не говорили (запрещенная в семье тема) и никогда его не видели. Возможно, он был каким-нибудь революционером.

Я нашел в справочниках «Весь Петербургъ» за 1910 – 1914 г.г. следующее упоминание о своем деде:

Жиряков Алдръ Никл. арт. М Конюшенная 4.

Именно по этому адресу провела свои детские годы моя мама (Евгения Александровна Жирякова-Покровская, 24.12.1902 – 27.10.1985). Этот дом был предназначен для музыкантов Придворного симфонического оркестра.

Бабушка, Жирякова (Васильева) Евдокия Ивановна (? – 1942), происходила из мещанской (я так думаю) семьи, живущей в Старой деревне г. Петербурга. Как я понимаю, это была дружная большая семья. Некоторых из старшего поколения этой семьи я застал еще в живых после войны. Кое-кто сразу после революции эмигрировал в Калифорнию (США). У нас даже остались фотографии двух маленьких девочек-близнецов, родившихся там.

После II мировой войны родственные связи разорвались, более молодое поколение деградировало, генеалогическое дерево, которое хранилось у старшего поколения, пропало.

Я не знаю, какое образование было у бабушки. Думаю, что высшего не было, но она обладала внутренней культурой, музыкальностью, прекрасно пела, играла на фортепьяно, говорила по-французски.

Семья жила так, как жили тогда семьи трудовой интеллигенции (см., например, «Воспоминания» Анастасии Цветаевой и др.).

Работал один дедушка, причем много работал. В семье было пятеро детей (старшие две девочки – Ксения и Евгения и три мальчика – Михаил, Александр и Георгий) и еще жили какие-то родственники.

Как это часто бывало в то время, семья не была религиозной (мама всегда была атеисткой), в церковь ходили, но все это носило больше светский характер.

Дом был хлебосольным, в нем всегда царил дух доброты, благожелательности и веселья. Всей семьей вместе с друзьями весело праздновали Рождество, Пасху и другие праздники. Устраивали розыгрыши, шарады. В веселье участвовали как взрослые, так и дети. Жили очень дружно, весело, часто бывали гости (в том числе и ровесник дедушки, в будущем известный контрабасист и дирижер Сергей Кусевицкий (1874—1951), который в 1920 г. эмигрировал из России.

Другом дедушки был и Палладий Андреевич Богданов (1881 – 1971), который много лет был главным дирижером хора мальчиков Капеллы. Один раз я даже с ним встречался, когда мама хотела, чтобы я учился в Капелле. Запомнилась его фраза: «Очень рано ушел от нас Саша».

Дедушка был из простой семьи, но его приглашали играть в квартетах с членами царской семьи, м.б. поэтому ему и присвоили дворянское звание, которое ничего не добавило.

Летом обычно отдыхали в Финляндии – в Перки-ярви (сейчас Кирилловское), иногда в Петергофе. Там у какого-то символического шлагбаума стоял на посту отец моей бабушки – старый солдат, георгиевский кавалер.

Дети гуляли в парке, часто видели прогуливающуюся царскую семью. Это было естественно, никакой заметной охраны не было.

С началом Первой мировой войны жизнь усложнилась, но мама ничего об этом не рассказывала, т.к. была далека от быта – в это время она жила и училась в Хореографическом училище и приезжала домой только на выходные.

Осталось только воспоминание о том, что музыкантов оркестра Императорского оркестра вырядили в полувоенную форму, которую дедушка очень не любил, да еще, что когда дедушка сбрил свои бороду и усы и пришел домой, то бабушка его не узнала.

Зато я очень любил, когда мама рассказывала об очень строгой жизни в Хореографическом училище. Об этом написано очень много воспоминаний, поэтому я на этом не буду останавливаться. Это были самые счастливые дни из долгой жизни мамы.

Воспитанницы Хореографического училища

И вот наступил октябрьский переворот 1917 г. Жизнь резко покатилась вниз. Настали голодные дни, разруха, безденежье. Семья была далека от политики. Мама говорила, что она с бабушкой ехала на трамвае мимо дворца Кшесинской, когда там был митинг.

– Кто это выступает? – спросила бабушка.

– Да, какой-то Ленин, – ответили ей.

7 июля 1918 г. дедушка, еле волоча ноги, пришел домой, сел в кресло, сказал: «Как я устал» и умер. Моя бабушка осталась одна с пятью детьми без средств к существованию. Маме пришлось уйти из Хореографического училища, не получив свидетельства об его окончании. Больше она на сцену никогда не вернулась, хотя любила балет до последних дней.